- Он в чем-то прав, сказал Костя. Он не имеет права подменять правосудие, но, когда таковое отсутствует, возникает желание подменить его.
- Да он с детства мухи не обидел! воскликнула Алла. Я же росла с ним вместе, в одном дворе! Нас с детства дразнили женихом и невестой!
- Что вы от нас хотите услышать? спросил Костя. Что так и надо? Стреляй каждого, кого считаешь виноватым, раз правосудие перед ними бессильно? Ну и до чего мы дойдем? Россия превратится в театр криминальной бойни. Ваш муж преступник. Но если бы речь зашла об амнистии для участников чеченской войны, я бы записал его фамилию первой. Понимаете? Амнистировать, но не оправдать!
Я давно не видел Костю столь суровым и жестоким. Алла беспомощно посмотрела на меня, ища поддержки. Я промолчал. А что я мог сказать?
Слава смотрел в потолок, словно стараясь там кого-то разглядеть.
Алла слабо улыбнулась, допила свой чай. Невыносимо было видеть страдающей столь красивую женщину. Она, по-видимому, что-то такое поняла и потому улыбнулась уже не вымученно, а как если бы стояла на сцене, куда восторженные зрители вызвали ее на бис.
- Жизнь продолжается, сказала она. Печально, когда приходится видеть славных, хороших людей, охотящихся друг за другом. Я-то вижу! Вы очень хорошие, замечательные люди… Голос ее дрогнул, и она опять улыбнулась. Вижу это все со стороны, и просто сердце разрывается. Представьте, я была вчера на могиле Сережи Горюнова, видела его несчастных родителей… Для них он лучше всех на свете… Он ведь был талантлив. Не его вина, что он всегда попадал в зависимость от тех, кто не годился ему в подметки. Но так уж все устроено… Но почему между людьми такое непонимание? Почему мы все, нормальные люди, не можем по-доброму смотреть друг другу в глаза? Простить друг другу наши слабости? Почему какие-то негодяи могут нас без труда натравливать друг на друга, а мы ничего не можем с этим поделать?
Мы продолжали молчать.
Она поднялась.
- Я пойду… сказала. А вас, троих, приглашаю в мой театр. Приходите! С женами, с детьми. Я буду петь в "Тоске" в ближайшее воскресенье. Приходите обязательно. Я оставлю вам билеты у администратора.
- Такая женщина! вздохнул Слава, когда она ушла. Посмотришь на такую и подумаешь: черт знает чем занимаюсь! А жизнь проходит мимо.
- Занимаешься ты тем, что лучше всего умеешь, сказал Костя. Создаешь для людей хотя бы видимость безопасности. Вот она сейчас уедет, доберется до дома, вечером поедет на свою работу в театр. И если с ней ничего не случится…
- Демагогия! перебил его Слава. Ее бывший супруг, которого она любит, тоже занимается тем, что у него лучше всего получается. А она любит его, а не меня!
- По-моему, тебя заносит, сказал я. И, поднявшись с места, открыл сейф. Достал оставшиеся полбутылки армянского. Подумал о том, что не напрасно мы со Славой стараемся до конца не допивать. Мало ли что подвернется отметить… Вот как сейчас. Вроде бы никакого события: просто только что ушла красивая женщина. Мы ловим ее бывшего мужа, которого ждет смертная казнь, а она говорит нам спасибо и приглашает к себе в театр…
Что вообще происходит со всеми нами? Без бутылки и не разберешься.
В этот момент в кабинет заглянула Лара.
- Можно убрать? спросила, показав на чашки с чаем.
- Лучше присоединяйся к нам, сказал я. Ты пришла очень вовремя.
- Да? Она присела в кресло, в котором только что сидела другая красавица. Как интересно… Вы мне тоже нальете? Она подставила рюмку, которую достала из моего стола. Снова продемонстрировав наши особые отношения. Мы молча наблюдали за ней.
- Мы тут несколько расчувствовались, расслабились… сказал я.
- Еще бы! засмеялась она. Такая женщина! Небось про все на свете сразу забыли.
Смех ее был неестественным, напряженным. Она выпила, кивнув всем нам.
- Ты забыла с нами чокнуться, сказал я, глядя на нее в упор.
Неужели предала? Я подумал, что не успокоюсь, пока это не узнаю именно сейчас.
- А за что мы пили? спросила она.
Слава понял, что со мной что-то происходит, и толкнул меня локтем в бок. Но меня уже невозможно было остановить.
- Значит, стучишь на меня? спросил я.
Актриса из нее была ни к черту! Никакой выдержки. Не то что Светлова. Все, что Лара могла, это широко раскрыть свои зеленые, чуть раскосые глаза, которые я так любил. Гримаса на ее лице выдавала ее с головой.
- Саша… негромко сказал Костя и сделал попытку подняться.
Лара словно опередила его порывисто вскочила с места.
- Сидеть! рявкнул я, и непонятно было, к кому это относится. Во всяком случае, сели на место оба мой начальник и моя подчиненная.
- Ты меня за этим позвал? спросила Лара.
- Вот только что на этом месте сидела другая женщина, сказал я. Она развелась с мужем, сменила его фамилию, его ловят как преступника. Но она не предает его. Понимаешь? Пусть меня осудят мои товарищи… я кивнул попеременно в сторону Кости и Славы. Ибо я поступаю сейчас непрофессионально, вопреки тому, о чем мы договаривались, но я все равно спрошу тебя, поскольку это становится невыносимым: кому ты сказала, что у нас бумаги погибшей Жени Клейменовой? Кому?