Маршак

В тот же день большая фотография была изъята из витрины и перешла в мои руки. Я не был принят в гимназию, — зато сама гимназия оказалась у меня дома. Жаль только, что некоторые учителя вышли на фотографии без ног, то есть ноги их были заслонены головами незнакомых мне учителей, сидевших в нижнем ряду.

Я решил поправить дело и, вооружившись ножницами, аккуратно вырезал и директора Владимира Андреевича Конорова, и латиниста Владимира Ивановича Теплых, и математика — Барбароссу, и географа Павла Ивановича Сильванского. Кому не хватало ног, я приделал их, пожертвовав нижним рядом учителей. Меня мало смущало то, что на брюках у них оказались чьи-то головы или части голов. Зато все теперь были с ногами.

Вырезанных учителей я положил в коробку и на досуге разыгрывал целые сцены из жизни гимназии, которая так незаслуженно отвергла меня, несмотря на все мои пятерки».

А спустя немного времени произошло второе чудо — из Острогожска пришло письмо, в котором сообщалось, что Самуил Маршак зачислен в гимназию вместо исключенного за какую-то провинность другого ученика. Родители сразу же купили Сёме новый ранец, серую шинель — в общем, все, как у старшего брата. И теперь Моисей и Самуил стали ходить в гимназию вместе.

Педагоги в гимназии были очень хорошие. Уже зрелый Маршак в своей книге «В начале жизни» вспоминал своего любимого учителя Владимира Ивановича Теплых: «Не много встречал я на своем веку людей, которые бы так талантливо, смело, по-хозяйски владели родным языком. В речи его не было и тени поддельной простонародности, в то же время она ничуть не была похожа на тот отвлеченный, малокровный, излишне правильный, лишенный склада и лада язык, на котором объяснялось большинство наших учителей».

Когда Самуилу было десять лет, он прочел «Маскарад» Лермонтова. И был потрясен. По его воспоминаниям, уже тогда он уловил сущность «колкого разговора между князем Звездичем и его партнером по карточному столу». Но более всего пленил его в лермонтовской драме диалог:

— Что стоят ваши эполеты?

— Я с честью их достал, — и вам их не купить…

Прочувствовать такой диалог в десятилетнем возрасте дано немногим. Маршак же, выросший в доме, где почиталось Священное Писание, не мог не знать основ Каббалы — этого сокровенного еврейского учения, связывающего все в мире, даже порядок и беспорядок, с истинным или ложным распорядком слов. Согласно Каббале, правильный порядок слов и есть истина. Порядок слов не только воплощает в нашем разуме все окружающее, но властвует над ним.

В подтверждение тому, что эти идеи Каббалы были близки Маршаку, можно привести немало его стихов. Вот одно из них:

Когда, изведав трудности ученья,
Мы начинаем складывать слова
И понимать, что есть у них значенье —
«Вода», «огонь», «старик», «олень», «трава», —

По-детски мы удивлены и рады
Тому, что буквы созданы не зря,
И первые рассказы нам награда
За первые страницы букваря.

Но часто жизнь бывает к нам сурова:
Иному век случается прожить,
А он не может значащее слово
Из пережитых горестей сложить.

«Шинель» Гоголя Маршак прочел тоже в детском возрасте — было ему немногим больше десяти лет. И наверняка запомнил преисполненные трагизма слова Акакия Акакиевича Башмачкина: «Зачем вы меня обижаете?»

Мне вспоминаются слова Юдифи Яковлевны: «В очень редкие свободные минуты Самуил Яковлевич просил мою дочь — и мне, и ему из-за зрения читать было очень трудно — читать отрывки из „Шинели“ Гоголя. Он каждый раз так восхищался, как будто слышал это впервые, и говорил: „Так написать мог только сам Бог!“»

Гимназист Самуил в равной мере зачитывался Лидией Чарской, Густавом Эмаром и прозой Пушкина, Лермонтова, Льва Толстого. Разумеется, и мама, и папа в значительной мере определяли круг чтения сыновей. В особенности Яков Миронович. «Он придавал всему дому какую-то бодрость и уверенность. Все яркое, необычное исходило от него: первые стихи, первые рассказы по истории, первые вести о событиях нашего дома и города». Отец выписал для детей — по тем временам это было не дешево — журнал «Вокруг света» с приложениями. И тогда-то в дом вошли Купер, Эмар, Дюма, Майн Рид… С прекрасными иллюстрациями Айвазовского, Лагорио. Все это так скрашивало жизнь гимназистов Маршаков в тихих провинциальных городках России. «Не только я, но и мой старший брат прочитывали каждый номер от первой строчки до подписи редактора в конце последней страницы и были от души благодарны за все, что журнал нам дарил… Да, эти сюжетные книги с иллюстрациями были нашими фильмами до изобретения кинематографа».