Маршал 2

Но незнакомец не ответил, а лишь поднял капюшон и посмотрел на маршала ледяным взглядом одного единственного ярко голубого глаза. Перед ним стоял мужчина средних лет с чисто выбритой головой на крепкой шее и аккуратной черной бородой, заплетенной в короткую косу. Так продолжалось минуту, может быть две.

Потом перед глазами поплыли картинки из обеих жизней – что Агаркова, что Тухачевского. Моменты слабости, нерешительности, трусости. Особенно сильно ударил по нему эпизод, в котором он увидел себя в августе-сентябре 1991 года и то, как он боялся выступить против государственного переворота. А поток продолжался, но уже из этой жизни. Пока, наконец, все не пропало, оставив Михаила Николаевича на негнущихся ногах и с жутким ужасом внутри, густо перемешанным со стыдом и чувством позора.

Незнакомец лишь усмехнулся с легким оттенком презрения и отрицательно мотнул головой, отчего призрачные девы, уже стоявшие рядом с маршалом удалились.

– Но это несправедливо! Я же старался! Всю жизнь боролся за свою Родину!

– Справедливость? – Удивленно спросил одноглазый мужчина. – Ее нет. И никогда не было. Вот, – он кивнул на меч, лежавший в траве перед Тухачевским, – единственное мерило. Победишь – сам скажешь, что справедливо, а что – нет. Проиграешь? Сам виноват. Историю пишут победители.

Михаил Николаевич побледнел и поджал губы.

– А теперь возвращайся. Я дал вам шанс не для того, чтобы ты так глупо умер. – И, прежде чем маршал смог что-то возразить, вся окружающая картинка померкла, как будто затянувшись серой мглой, а потом взорвалась такой болью, что Тухачевский не сдержался и закричал. Скорее даже заревел, ибо болело не только тело, но и все нутро, как бы его не называли. Боль, обида, ярость – все перемешалось в нем, взывая к первозданным эмоциям.

– Товарищ маршал! Что с вами? – Донесся откуда-то сбоку голос санитара.

– Что происходит? – Сквозь зубы процедил Михаил Николаевич.

– Товарищ маршал, вы ранены. Вам нельзя шевелиться! Не вставайте!

– Где японцы?

– Там. Там на поле. Идет бой. Лежите. Товарищ маршал. Вы ранены. Вам нельзя вставать.

– А что это за звуки? Ворвались на позиции?! – Задал вопрос Тухачевский, на который не мог ответить ни санитар, ни кто бы то ни было в блиндаже. Подождал несколько секунд в полной тишине. Потом зарычав от боли, поднялся и двинулся к выходу из блиндажа. Санитар уже не причитал, тоже отчетливо слыша звуки близкого боя.

Возле выхода из блиндажа лежало много всякого имущества, снятого с раненых. Поэтому, подхватив малую пехотную лопатку здоровой правой рукой, Тухачевский повернулся к остальным раненым и тихо произнес, медленно и тщательно выговаривая каждое слово:

– Не хочу ждать, пока японцы ворвутся сюда и заколют меня штыком. Кто может держать в руках оружие и драться – за мной. – После чего повернулся к двери и, открыв ее левой, раненой рукой, взревел не то от боли, не то от ярости и ринулся куда-то наружу. Туда по траншее, откуда доносились звуки сражения. А за ним из блиндажа потянулись иные раненые бойцы, с холодными, полными злобы и боли глазами. Уж больно стыдно им стало, что маршал не чурается идти в последний свой бой раненным, а они разлеглись. Что он будет для них последним, никто не сомневался. А потому, шли с уверенностью и спокойствием трупов, которые хотят только одного – забрать с собой как можно больше врагов…

Интерлюдия

11 июля 1939 года. Москва. Кремль.

– Здравствуй, Лаврентий. Что у тебя?

– Товарищ Сталин, были получены предварительные сведения об инциденте 'Вьюга-7'.

– Слушаю, тебя.

– Во время наблюдения с командного пункта номер семь за артиллерийским налетом на японские войска Лазарь был ранен в левое плечо. Опрос очевидцев подтвердил случайность ранения пулей, прилетевшей со стороны противника. Версия снайпера нами была отработана и не подтверждена. Криминалисты остановились на версии шальной пули. После ранения ему была оказана вся необходимая помощь без промедлений. Пуля удачно прошла навылет в мягких тканях, не повредив ни крупных сосудов, ни костей, ни сухожилий.

– На вылет? Это ведь не пуля на излете.

– Все верно. По мнению криминалистов, стреляли примерно с пятисот метров из стандартной винтовки японской армии. Подобный прецедент случился по той причине, что Лазарь планировал отрезать артиллерийским огнем противника и заставить его залечь, дабы увеличить потери из-за повышения времени обстрела. Японцы отреагировали сначала, как и ожидалось, бросившись врассыпную, а потом, когда в укрытиях стали взрываться мины, побежали вперед – туда, где не было видно взрывов. Их ждал заслон, но часть бойцов противника, все-таки прорвалась к командному пункту. По свидетельствам офицеров штаба отдельной Дальневосточной армии Лазарь не ожидал такого поступка от японцев, а потому не стал ставить серьезного заслона, сосредоточив войска на флангах. И это едва не обернулось трагедией. Выиграть, конечно, японцы не могли, но мы могли потерять самого Лазаря и значительную часть артиллерии.

– То есть, они считают, что Лазарь ошибся?