Маршал Баграмян

Я отправился выполнять поручение на газике с шофером без сопровождающего из местных офицеров, чтобы не раскрыть район, где будут проводиться учения. И вот поздно ночью на рубеже, где должна происходить динамика встречного боя, обнаружил большую группу офицеров. Они сидели на взгорке, а внизу перед ними ходил и давал указания командир проверяемой дивизии генерал Булгаков. Он говорил, кто и что должен делать на этом рубеже.

Я подъехал с поля, вышел из машины и подошел с тыла к этой группе. Они сидели ко мне спиной и не заметили меня. Хотя я и не таился… Подошел, встал в заднем ряду сидящих офицеров и стал слушать, о чем говорит генерал. А говорил он невероятные для слуха проверяющего вещи — излагал ход предстоящего здесь встречного боя, точно по нашей методической разработке! Я не дослушал до конца указаний командира, спустился к нему с пригорка и прямо спросил:

— Товарищ генерал, откуда вам известно то, о чем вы сейчас говорили?

Он знал меня, встречались с ним в дни проверки на стрельбище и в расположении полков. Не растерялся, уверенно ответил:

— Я провожу рекогносцировку местности перед предстоящими учениями.

— Именно в том районе, где нами намечено проводить это учение? — подсказал я.

— Я не знаю, где вы собираетесь проводить учения. А я решил проводить рекогносцировку на этом направлении.

— И динамику встречного боя тоже сами разработали?

— Не знаю никакой вашей динамики, товарищ подполковник, не мешайте мне готовить офицеров к предстоящим учениям.

Это было уже прямое хамство с его стороны, но я не стал вступать с ним в пререкания.

— Хорошо, товарищ генерал, не буду вам мешать, поеду и доложу руководству о том, что я здесь невольно услышал.

После моих слов генерал умолк. Молчали все сидящие на взгорке офицеры. Тихо было в поле и прежде, но теперь тишина мне показалась просто ощутимой.

Генерал коротко бросил:

— Пойдем в мой штабной автобус. Объяснимся.

Я последовал за ним. В автобусе комдив поставил на столик бутылку коньяка, достал из ящика закуски. И по-свойски сказал:

— Тоже за день, наверное, помотался. Давай выпьем.

Налил коньяк в стаканы и тут же свой, не торопясь, выпил. Я нить не стал. Он продолжал так же по-панибратски:

— Ты не первый год в армии служишь. Что, не знаешь, как это бывает? Ну узнали мы ваши планы. Подготовимся. Кто из-за этого пострадает? Настучишь?

— Я не настучу, а доложу о том, что мне стало известно.

— Ну, и какая о тебе пойдет слава в армии? Стукач!

— Я не стукач, а проверяющий, товарищ генерал. Выполняю свои обязанности.

— Не зарывайся. Может быть, еще где-нибудь придется служить вместе. Как будешь мне в глаза смотреть?

— Буду смотреть честно. Вы сами не будете меня уважать, если я не буду докладывать вам правду.

— Брось ты эти высокие материи. Давай, пей, и разъедемся по-хорошему.

Я посчитал нецелесообразным продолжать разговор, встал и спросил, как положено:

— Разрешите идти, товарищ генерал?

— Иди! Идите! — Это было сказано тоном, не предвещающим ничего хорошего на всю мою дальнейшую службу, если мы с ним встретимся.

…Наверное, при расставании Малиновский и Баграмян испытывали нечто похожее. Не беру на себя смелость подозревать Родиона Яковлевича в таких не очень приличных мыслях. Но обида и недоброжелательность с его стороны по отношению к Баграмяну позднее проявлялись не раз, об этом говорил сам Баграмян, и еще это стало известно от его бывшего порученца генерал-майора Корнеева.

За два года работы в Главной инспекции Баграмян выезжал во многие округа, работа эта однообразная, не стану утомлять читателей ее описанием.

В эти же годы в жизни Ивана Христофоровича произошло знаменательное событие, ему было присвоено звание Маршала Советского Союза.