Он любил жизнь, любил людей. Несмотря на тяжелый недуг, никогда не унывал, боролся, трудился…
Под «тяжелым недугом» Баграмян имел в виду мужественную борьбу Исакова за жизнь после тяжелого ранения в октябре 1942 года под Туапсе. Осколок авиабомбы раздробил ногу. Ее пришлось ампутировать. Весь 1943 год Исаков пролежал в госпитале. Встал вопрос об увольнении в отставку. Но когда доложили об этом Сталину, он якобы сказал: «Мне нужна его голова, а не ноги». И Исаков еще долго служил на флоте, был заместителем наркома Военно-морского флота адмирала Кузнецова Николая Герасимовича. Он бывал у Баграмяна на даче в Баковке. Ивану Христофоровичу пришлось пережить тяжелую утрату друга, в 1967 году он был на похоронах адмирала Исакова Ивана (Ованеса) Степановича.
Иван Христофорович встречался с писателями не только в Доме литераторов, и всегда это были встречи добрых друзей. Вот посмотрите на фотографию — на ней Баграмян едет на фаэтоне с поэтами Алексеем Сурковым и Михаилом Лукониным. Эта встреча произошла в Ленинакане в 1968 году, тогда Баграмян был удостоен звания «Почетный гражданин Ленинакана», где в далекие годы Гражданской войны произошло боевое крещение будущего маршала.
Известная советская писательница Мариэтта Сергеевна Шагинян многие годы дружила с Иваном Христофоровичем. Я был неоднократным очевидцем их встреч в городке писателей Переделкино, куда Баграмян приезжал её навестить.
Я тоже дружил с Мариэттой Сергеевной много лет, вплоть до ее кончины. Она из больницы написала мне последнюю записку. Мы не раз отдыхали вместе в Доме творчества «Дубулты» в Прибалтике. Часто встречались в Москве по нашим писательским делам, она печатала свои произведения в журнале «Октябрь», где я работал первым заместителем главного редактора, а потом в «Новом мире», в котором я был уже главным редактором. Всегда просила меня читать ее рукописи первым и относилась к моему мнению и замечаниям уважительно. А вообще она не терпела и не позволяла никому что-то править в её рукописях. Билась с редакторами беспощадно за каждую запятую. Мне она однажды сказала, улыбаясь лукаво:
— Что мне может посоветовать или исправить редактор? Я каждое слово подбирала в текст, как ювелир вставляет драгоценные камни в свои изделия. Обычно я говорю редакторам, что я хотела сказать своим сочинением, а потом вынимаю из ушей слуховой аппарат, и пусть они говорят, что угодно.
Она была глухая и без слухового аппарата не слышала. Однажды я ее спросил:
— Мариэтта Сергеевна, наверное, трудно вам без слуха, окружающий вас мир — неполный, в одной зримой плоскости.
Она весело воскликнула:
— Что вы, Владимир Васильевич, я счастлива, избавлена от массы неприятностей, которые слышите вы постоянно!
Позволю себе рассказать один эпизод из наших встреч с Мариэттой Сергеевной (только не воспринимайте его за хвастовство, просто хочу показать ее отношение ко мне).
Летом в 1971 году я жил и работал в Доме творчества «Переделкино», а Шагинян получила наконец литфондовскую дачу. В том году скончался председатель Союза писателей России Леонид Соболев; дачу, которую он занимал, отремонтировали и передали Мариэтте Сергеевне.
Сидел я и работал в своей комнате, когда раздался легкий стук в дверь.
— Можно к вам? — спросила робко Мариэтта Сергеевна. — Я не отвлекаю вас от работы? Хотя что я говорю, конечно, отвлекаю. Но особое обстоятельство вынуждает…
— Всегда рад вас видеть, что у вас стряслось? Какое особое обстоятельство?
Ничего не объяснив, Мариэтта Сергеевна поманила меня пальчиком.
— Идемте.
Мы вышли с территории Дома творчества и пришли к даче, которую выделили Шагинян. Двухэтажная дача сияла и пахла свежими красками после ремонта.
Мариэтта Сергеевна достала из сумки большую связку ключей, долго искала нужный — от входной двери. Все это молча. Наконец нашла, отомкнула, отворила дверь и мне:
— Заходите.
— Только после вас.
— Нет, идите первым.
— Мариэтта Сергеевна, я достаточно хорошо воспитан, чтобы не позволять себе входить прежде женщины.
— Нет. Вы должны войти в этот дом первым. Я вас для этого и пригласила.
— Обычно в новое жилье первой впускают кошку. Что же, вы меня привели в качестве кота?
— Вот именно! Входите, входите!
Она подталкивала меня в дверь. Я вошел в холл, потом она завела меня в кухню, во все комнаты на первом этаже. И даже в туалет! Затем мы тоже проделали и на втором этаже.
На балконе она как-то очень мило сказала:
— Мой предшественник был моряк, может быть, больной, он выходил на этот балкон и ощущал себя, как на капитанском мостике.
Сказано это было с большим уважением и сочувствием Соболеву.
А мне она объяснила:
— Насчет кота вы очень точно догадались. Я пригласила вас как своего лучшего друга, который посмотрит на всю эту роскошь без зависти. Добрым глазом. Порадуется за меня. Я не хотела, чтобы сюда вошел первым какой-нибудь человек, который хотя бы втайне мне позавидовал. Не будет тогда у меня счастливой жизни в этой даче. Вас я знаю как очень доброго и порядочного человека.