Маршал Берия. Штрихи к биографии

И о чем он думал, сидя в «холодильнике», который сам в письме к Берии и Маленкову называет «страшилищем». Вспоминал, как приказывал пытать своих подследственных? Сам Абакумов утверждал, что даже не знал о многих пыточных приспособлениях, например таких, как камера с искусственным холодом, испробованная на несчастном экс-министре.

А может быть, Абакумов вспоминал, как приказал своему любимому следователю-садисту Комарову избивать известного специалиста по торпедам адмирала Леонида Георгиевича Гончарова, старого заслуженного человека?

Из протокола допроса Комарова в июне 1953 года.

«Вопрос: Комаров, вы вели следствие по делу вице-адмирала Гончарова, профессора, начальника кафедры Высшей военно-морской академии в Ленинграде? В чем он обвинялся?

Ответ: Гончаров был арестован по подозрения в том, что с 1917 года (!) до последнего времени являлся шпионом…

Вопрос: Гончаров дал признательные показания?

Ответ: Сперва он не признался. А когда Абакумов разрешил применить к нему физические меры воздействия – дал показания о вражеской работе против СССР и связи с английской разведкой. А затем почему-то отказался от прежних показаний, и тогда мы…

Вопрос: И вы продолжили истязать 63-летнего больного старика? <…> Чем вы избивали Гончарова?

Ответ: Резиновой палкой по мягким местам.

Вопрос: Вы показали, что к Гончарову применялись физические меры воздействия по распоряжению Абакумова. Уточните, когда Абакумов отдал такое распоряжение?

Ответ: Еще до ареста Абакумов сказал мне, что Гончарова нужно быстро „размотать“, им очень интересуются наверху».

Сфабрикованное уголовное дело против Абакумова шло трудно, а тут еще Хозяин по телефону угрожает заместителю министра госбезопасности Гоглидзе и требует: «Бить, бить, бить смертным боем…». Из тюрьмы Абакумов пишет Сталину письмо, которое вождь бережно укладывает в ящик своего письменного стола. Через три недели Иосиф Виссарионович требует протоколы допросов Абакумова. Копии, таков был порядок, отправили Маленкову и Берии. Бывшего министра все истязают, а он, как назло, не дает нужных показаний, например, на того же Берию или Жукова. Но Абакумов и не мог дать никаких показаний на Лаврентия Павловича – слишком далеки они были друг от друга. Да и с маршалом Жуковым уже было все известно, и нового ничего не намечалось.

Ко всему прочему, Сталин создал комиссию для проверки работы Министерства государственной безопасности – донос Рюмина на Абакумова касался работы МГБ. Состав комиссии традиционный – Берия, Маленков, Шкирятов и Игнатьев. С товарищем М. Ф. Шкирятовым мы до сего момента не встречались – он занимал посты в Комитете партийного контроля и активно боролся с «врагами народа» со стороны партии.

Ирония судьбы состоит в том, что расстреляли кровавого министра 19 декабря 1954 года как участника «банды Берия». Виновным Абакумов себя так и не признал, но ведь он и не был ни в чем виноват. Разве что в исполнении преступных приказов, исходивших от вождя всего прогрессивного человечества. Но вот что удивительно: кровавого палача Абакумова частично реабилитировали в 2000 году, а того же Меркулова, повинного в гораздо меньшем количестве смертей, – нет. Странная, конечно, предпочтительность.

Сталин воспользовался арестом Абакумова для начала кампании против Л. П. Берии. Следователь В. Н. Зайчиков в письме Хрущеву пересказывает слова Сталина, произнесенные в феврале 1953 года на заседании по делу Абакумова: «У нас кандидатура Абакумова не вызывала доверия. Назначили мы его по настоянию Берии. Вскоре после назначения членам Политбюро стало ясно, что Абакумов – не на месте. Вот из-за такого отношения к подбору кадров я недолюбливаю Берию и не доверяю ему». Причем эти слова в письме указаны как точная цитата от первоисточника. Письмо следователя отправлено адресату 16 июля 1953 года и связано больше с уголовным делом против Лаврентия Павловича, поэтому его ценность невелика – Хрущеву с заговорщиками нужно было опорочить Берию любым способом и обвинить во всем, что только можно. Но если признать, что Сталин действительно так высказался об Абакумове, то обратим внимание на явное несоответствие между реальным положением вещей и словами вождя.