Гений Сталина, позволивший отодвинуть нашу западную границу на 250–350 км, создал условия, которые во многом предопределили срыв «блицкрига» против СССР. До начала Смоленского сражения 10 июля 1941 года немецкие войска, наступая со средним темпом до 34 км в сутки, продвинулись в глубину СССР на 680 км. 10 сентября – к концу сражения – они углубились еще на 250 км, но с темпом до 3,7 км в сутки. Оставшиеся до Москвы 250 км войска вермахта преодолевали с огромными потерями со средним темпом уже до 2,9 км в сутки. Если бы не вырванные у Гитлера 250–350 км пространства от старой границы СССР, Смоленское сражение по времени стало бы битвой за Москву со всеми вытекающими последствиями.
В своих воспоминаниях, восстанавливая события 6–7-летней давности, Мессе стремится дать объективную оценку политике европейских государств накануне схватки:
«Такие политические и военные противоречия могли завершиться только гигантским столкновением двух колоссов. Я в своей скромной работе не берусь производить глубокий анализ тех событий и хочу только лишь обозначить основную линию русско-немецкой политики в годы, непосредственно предшествовавшие конфликту».
Немецкое нападение в июне 1941 года характеризовало все черты агрессии и явилось эпилогом военно-политической ситуации, носившей все признаки скрытого конфликта с большими последствиями. Неизбежность войны виделась и в плане идеологии, что подтвердил Муссолини своими четкими формулировками в письме к Гитлеру от 3 января 1940 года. Так, осуждая немецкую пассивность по отношению к России, он писал следующее:
«Вы не можете оставить знамя антисемитизма и антибольшевизма, которое развевается вот уже двадцать лет и за которое погибло столько наших товарищей! Подумайте о Германии и о немецком народе! Не предавайте его веру в светлые идеалы!
Я убежден, что дальнейшие шаги по вашему сближению с Москвой приобретут катастрофические последствия и для Италии, где преобладают антибольшевистские настроения, особенно, среди масс фашистов, что делает их абсолютно несокрушимыми и связанными вместе. День уничтожения большевизма будет днем единения наших двух революций. Иначе мы не сможем пережить это раковое заболевание, которое повлияет на планы нашего развития, как демографического, так политического и морального…»[18]
.Но только через полтора года Гитлер решился на большой шаг. Это интересно отмечено в его письме от 21 июня 1941 года, направленном Муссолини. Там выражалась точка зрения фюрера на ключевой момент для принятия важнейшего решения только за один день перед нападением на Россию. В нем Гитлер впервые признавал невозможность прямого нападения на Англию, что требовало целой воздушной армии для истощения сил неприятеля. Начинать фронтальное наступление Германия сможет только тогда, когда будет уверена, что не существует угрозы в тылу. Но сейчас развертывание огромных сил (как русских, так и немецких) вдоль временной восточной границы и лихорадочная деятельность обеих сторон привела к ситуации, когда «заряженные ружья могли выстрелить в любой момент».
Гитлер уточняет: «После длительного раздумья я принял решение разорвать этот узел, неразрешимый уже долгое время. Что бы теперь ни случилось, дуче, нагие положение от этого шага не ухудшится; оно может только улучшиться. Если бы я даже вынужден был к концу этого года оставить в России 60 или 70 дивизий, то все-таки это только часть тех сил, которые я должен сейчас постоянно держать на восточной границе. Пусть Англия попробует не сделать выводов из грозных факторов, перед которыми она окажется. Тогда мы сможем, освободив свой тыл, с утроенной силой обрушиться на противника с целью его уничтожения. Я чувствую себя внутренне свободным после того, как пригнел к этому решению. Сотрудничество с Россией, при всем моем искреннем стремлении добиться окончательной разрядки, часто сильно тяготило меня, ибо казалось мне разрывом со всем моим прошлым, моим мировоззрением и моими прежними обязательствами. Теперь я счастлив, что освободился от этого морального бремени!»[19]
В этом письме Гитлер объяснял также, что война с Россией необходима с точки зрения долгой борьбы с Англией и с точки зрения накапливания и резервирования поставок стратегических материалов первой необходимости: «Прежде всего, я надеюсь, что нам в результате удастся создать на длительное время на Украине общую продовольственную базу. Она послужит для нас поставщиком тех ресурсов, которые, возможно, потребуются нам в будущем. Смею добавить, что, как сейчас можно судить, нынешний немецкий урожай обещает быть очень хорошим…
Вполне допустимо, что Россия попытается разрушить румынские нефтяные источники. Мы создали оборону, которая, я надеюсь, предохранит нас от этого. Задача наших армий – как можно быстрее устранить эту угрозу»[20]
.