Маршал Малиновский

В автобиографии, написанной 28 декабря 1938 года, Малиновский рассказал, как началась его военная служба: «Уже в вагоне меня представили начальству, и я был зачислен официально добровольцем в пулеметную команду 256 пех. Елисаветградского полка, в команде я отличался строптивым характером, мало оказывал почтения начальству, за что оно меня не любило, я все время был в строю, сперва подносчиком патронов, а затем наводчиком и начальником пулемета — разумеется, участвовал абсолютно во всех боях, а наград все же не получал, был награжден Георгием 4 степени, да и то по представлению чужого командира б-на — кажется 290 Валуйского, на поддержку которого был брошен один батальон нашего полка и наш пулеметный взвод во время прорыва немцев в марте 1915 г. у Кальвария (Севернее Сувалки) (одновременно, как это полагалось по статусу Георгиевского креста, Малиновский был произведен в ефрейторы). В октябре 1915 г. я был ранен под Сморгонью (здесь — косвенное доказательство того, что с начальством, по крайней мере в России, Родион не очень ладил; обладателю первого Георгиевского креста (4-й степени) следующий крест могли дать за ранение: так, например, получил свой второй крест (3-й степени) Георгий Константинович Жуков, но для этого нужны были хорошие отношения с начальством; Малиновский же крест за ранение не получил), лечился в г. Казани в 66 городском госпитале, по излечении прибыл в 1 зап. пулеметный полк в г. Ораниенбаум в 6 роту командиром отделения, в конце декабря 1915 г. был назначен в маршевую пулеметную команду особого назначения и попал вместе с командой в г. Самару во вновь формируемый 2 полк, который в январе 1916 г. был отправлен через Маньчжурию на погрузку на пароход в порт Дайрен, а оттуда через Индийский океан, Суэцкий канал в Марсель во Францию, куда прибыли в апреле 1916 г., нас в порту вооружили и привели в Лагерь Майи, где целый месяц производили все короли и президенты беспрерывные смотры и парады, а в июне 1 бригада (1 и 2 полки) была направлена на фронт под Мурмелон — недалеко от Реймса, потом были переброшены под Силери, а затем под форт Бримон, там нас захватила февральская революция, там же на фронте с выходом приказа № 1 я был избран председателем ротного комитета, 17 апреля 1917 г., после долгих дебатов на собраниях и делегатских совещаниях, бригада приняла решение все же участвовать в общем Апрельском наступлении союзников, мы пошли в атаку на этот форт Бримон, в первый же день атаки я был ранен разрывной пулей в левую руку с раздроблением кисти и очень долго лечился в госпиталях в г. Бордо, Сен-Серван, Сен-Мальо — где также избирался в госпитальные комитеты. В конце июля 1917 г. произошло разделение бригад по приказу Генерала Занкевича в лагере Ля Куртин, я не закончив хорошо лечения, поторопился в полк и прибыл в Ля Куртин, когда 1-я бригада была объявлена взбунтовавшейся, на деле бунта никакого не было, просто бригада отказалась сдать оружие и отказалась идти на фронт, а требовала отправки в Россию, по прибытии в роту я опять был избран в ротный комитет и делегатом отрядного комитета. В конце августа отрядный комитет не хотел доводить дело до вооруженного подавления, вынес решение сдать оружие, с этим не согласились солдаты на митинге всей бригады и был избран тут же на митинге новый состав отрядного комитета. В этот период у меня открылась рана и я с большим трудом был направлен опять в госпиталь в Сен-Серван (лагерь был уже в это время сильно изолирован и прибывали французские части на обложение лагеря Ля Куртин), в 15 числах сентября в этот же госпиталь прибыли раненые солдаты и мы узнали, что 13 сентября Лагерь Ля Куртин был расстрелян (т. е. по лагерю был открыт огонь и лагерь сдался). По выходе из госпиталя был направлен в лагерь Курно (там была другая половина русских войск и реакция), там был подвергнут аресту, хотели даже учинять суд надо мною, как и над всеми Куртинскими комитетчиками, но успели допрос только провести, как произошла Октябрьская революция, Французское правительство после этого издало приказ о разоружении всех без различия русских войск и об отправке их на работы, т. к. дескать во время войны нечего даром хлеб есть, а кто мол не захочет работать то будет направлен в Африку на принудительные работы. Я пошел на работы в район Бельфор, — ссылаясь на свою раненую руку я манкировал работой пока не был заключен под стражу. После расстрела двух наших товарищей — одного т. Ушакова, а другого фамилию не помню, это мне показало полную нашу беззащитность с одной стороны, и все же я чувствовал моральную необходимость побить немцев — в это время они оккупировали Украину издеваясь над народом — я решил пойти на фронт и был направлен в иностранный легион 1-й Марокканской дивизии французской армии, куда попал в январе 1918 г. (следовательно, о своей готовности идти в добровольческий Легион чести Малиновский заявил не позднее января 1918 года, а возможно, еще в декабре 1917 года. Однако даже в январе 1918 года немцы ни в коем случае не оккупировали Украину; наоборот, в это время на Украине наступали советские войска, которые заняли Киев и теснили войска украинской Центральной рады к линии австрогерманского фронта. Значит, Малиновский пошел в легион из патриотических побуждений самого общего свойства, а отнюдь не потому, что его родную Украину заняли немцы. Однако признаваться в желании добровольно продолжать «империалистическую войну» в советское время было не принято. Поэтому Родион Яковлевич придумал про оккупированную Украину, а также про принудительные работы, на которые его будто бы послали. Дескать, лучше уж воевать, чем заниматься бессмысленным трудом), а в марте 1918 г. дивизия была брошена навстречу немецкому Мартовскому прорыву в Пикардии и с этого дня эту дивизию безжалостно избивали во всех тяжелых боях 1918 г., я был наводчиком, а затем начальником пулемета, вплоть до перемирия. В январе 1919 г. нас всех русских изъяли из иностранного легиона, — кроме тех которые подписали контракт служить 5 или 10 лет независимо от возраста, за это давалась единовременная денежная премия и на эту удочку многие попались, — и собрали в деревне Плеер недалеко от гор. Сюзана, первоначально думали направить всех к Деникину, но встретили отпор, что мы мол подписывались воевать только против немцев, о чем делалась пометка в наших солдатских книжках, все же им удалось направить в Новороссийск одну стрелковую роту — человек 200, остальные — около 300 человек так и остались в деревне до подписания Версальского договора. В июле стали записывать кто куда хочет ехать в Россию — писали уже по городам, нас человек 20 записалось ехать в Одессу, — в августе 1919 г. нас направили в г. Марсель и погрузив 14 августа на пароход Поль- Лека и оказалось что повезли не в Одессу, а во Владивосток, куда мы и прибыли 7 или 9 октября 1919 г.».