Маршал Малиновский

Вы, конечно, помните наш “театр”, помещавшийся в деревянном бараке, душою и организатором которого был “наш” доктор — Дмитрий Алексеевич Введенский, солдатские погоны которого мы заменили, во время устроенного им прощального вечера, на подполковничьи, по его чину? Наш театр, начавший с показа “живых картин”, декорации Московского Кремля со странником с котомкой, пропевшим своим приятным голосом “Вечерний звон” под аккомпанемент закулисного хора? Тот театр, где прозвучала наделавшая много шума оперетта, пролог которой “Во дни бурной жизни…” пропел с душою Ермаченко? Наш театр, на подмостках которого выступал маленький “Самый страшный большевик — Карлуша с лампой электрик”, высмеивая местного кюре, всегда небритого, ненавидевшего нас, русских?

Так вот, в этом нашем театре я занимал амплуа своего рода “примадонны”, выступая в главных женских ролях (“Оль-Оль” — Ольги Николаевны в пьесе Л. Андреева “Дни нашей жизни”, Веры Николаевны в пьесе Тургенева “Где тонко, там и рвется”, вдовушки в пьесе Чехова “Медведь” и др.).

Пьеса “Где тонко, там и рвется” больше других понравилась нашему “приятелю” — Прачеку, как он сам об этом говорил. Разве можно его не вспомнить?

Не знаю точно, какое кафе Вы посетили. Мы, артисты, собирались чаще в том, которое находилось, если мне память не изменяет, на той стороне, на которой находится мэрия (кажется, между почтой и булочной). Бывали и ниже, где подавала хорошенькая хозяйская дочка Жанна Монатт, влюбленная в то время в Замыслова.

Я лично дружил с семейством Буало. Сам хозяин занимался починкой велосипедов, швейных машин и пр., а мадам Буало держала киоск, ежедневно разнося газеты подписчикам. На одной из старших дочерей — Ирен женился наш товарищ — фельдшер Иван Павлов, и я у него пировал на свадьбе. Я лично ухаживал за Франс, в которую был безумно влюблен и которой в то время было всего 16 лет. Самая младшая — Кармен всегда сидела за вышивкой у своей калитки и потихоньку смеялась, после того, как проходил Прачек, громко здороваясь: “Бонжур, Кармен!”, с ударением на “о”…

Прошла целая жизнь, прежде чем Кармен смогла мне прислать поздравление с новым 1960 годом…

Из когда-то большого семейства Буало никого в Плере теперь уже нет. Старики умерли, все дочки повыходили замуж и разъехались по разным уголкам Франции. Жена Павлова — Ирен писала мне года два тому назад, что Жан погиб в 1944 году во время Сопротивления. Писала, что в Плере все еще помнят “Русский Легион”. Конечно же, не забыла и о Франс… В прошлом году имел письмо от самой старшей Анриеты. Она проживала в доме доктора Шокара, если помните. Теперь много лет живет в Сезанне. Прислала открыточку и Лиди (за ней ухаживал в наше время Кострыкин). Все они давно превратились в бабушек, как мы — в дедушек.

Несколько слов о себе. Я вернулся в Россию с первой партией б. русских солдат в 1923 году и с тех пор безвыездно проживаю в Ср. Азии. Из наших старых друзей мне посчастливилось больше всего видеться с Дмитрием Алексеевичем Введенским. Года четыре тому назад он умер маститым профессором. Ненадолго появлялся в Ташкенте Борисов Николай Сергеевич и Федя Сорокин, разыскавший меня через справочное бюро. Но этому уже добрых 30 лет.

Я еще потихоньку работаю на маленькой должности бухгалтера, да давно пора уже в отставку. “Старам стала и умом плохам!” Уже изменяет слух. Как незаметно пролетела целая жизнь!

В духовной жизни имею утешение: читаю “Юманите”, которое получаю аккуратно (добился через Москву), иногда удается достать номер “Либерасьон” и “Юманите-диманш”, хотя и очень редко, но и то хорошо. Используя материал, иногда выступаю в местной печати на международные темы. Парочку своих статей (у меня накопилось на целую книжечку) посылаю Вам на память. Небольшой переводик был опубликован в прошлом году в “Звезде Востока”. Одним словом, пока еще живу.

Кажется, все. Извините, пожалуйста, что отнял у Вас так много времени и наговорил лишнего. Что прикажете делать! Так приятно помнить свою молодость, а Ваша поездка в Плер разбудила так много уснувших воспоминаний и напомнила о невозвратимом былом… Кстати, посылаю Вам песенку “Прощай, Плер!”, которую я перепечатал по памяти.

Желаю Вам, дорогой товарищ Малиновский, а также и дорогому Никите Сергеевичу, этому неустанному борцу за светлое будущее человечества, своим посещением вписавшему вместе с Вами яркую страницу в истории маленькой деревушки, ставшей теперь знаменитой на весь мир, доброго здоровья, долгих лет жизни и полных успехов в Ваших тяжелых трудах на пользу и процветание нашей любимой Отчизны и на дело мира во всем мире.

С сердечным приветом:

М. Костин».

В тот момент ни Малиновский, ни его однополчанин не знали, что через четыре с небольшим года одному из них придется принимать самое активное участие в свержении «неустанного борца за светлое будущее».

М.А. Костин оставил свой адрес: г. Ислотань, Туркменской ССР, Зональная станция.

Из-за занятости государственными делами у Родиона Яковлевича дошли руки ответить однополчанину по Русскому легиону только 6 октября. Он написал: