Маршал Рокоссовский

Поезд подкатил к платформе без опоздания. В дверях вагона показался генерал, сухощавый, подвижный, во всю грудь пестрые ленточки наград. Приветливое лицо, рыжеватые усики. По виду никак не дашь его немалые — за семьдесят — годы.

— О делах завтра, сейчас отдыхать, — объявил он.

— В гостинице все готово.

— Нет, нет. У меня в Ростове много друзей. — Уверенно указывая водителю дорогу по ночным улицам, он сказал, что Ростов — город юности, знает со времен гражданской войны. — Люблю его.

Он оказался точным: ровно в десять появился в штабе, и мы уединились в свободном кабинете.

— Вы не думайте, что если я был командующим фронтом, то должен знать обстоятельства боя в таких углах, как перевалы. Поглядите, какую территорию охватывал Закавказский фронт, — он указал на висевшую во всю стену карту. — С севера боевая линия проходила у Новороссийска и Туапсе, где сражались наши дивизии с 17-й немецкой армией Руоффа. Далее линия фронта тянулась по Кавказскому хребту и выходила к Орджоникидзе, Моздоку, Грозному. Туда вышла танковая армия Клейста, и там шли ожесточенные бои. На юге у границы были сосредоточены двадцать шесть турецких дивизий. Они находились в полной готовности к выступлению против нас. Ждали только команды. Надеялись, что Сталинград вот-вот падет, и тогда они двинутся к Тбилиси, Еревану, Баку. Ударят с тыла. Но еще особую заботу вызывало и черноморское побережье. Нам стало известно, что в Крыму сосредоточиваются немецкие десантники. Генерал Штудент спешно готовит воздушно-десантную операцию по выброске дивизий в район Батуми. Так что события на Марухе — это небольшая частица боевой ситуации Закавказья. А теперь рассказывайте о перевалах, — повторил он просьбу.

Незадолго до того мне пришлось побывать в Тбилиси, встретиться с офицерами батальона, которые участвовали в бою на леднике. Весь вечер о нем рассказывали комбат Рухадзе, Василий Рожденович, командиры рот Николай Скиртладзе и Шалва Марджанашвили, политрук Григорий Ломидзе.

— На гладкой поверхности ни одного укрытия, только лед, а в нем бездонные трещины. И стоило только неосторожно оступиться или упасть, как ты скользил вниз, пока не попадал в трещину, — рассказывали они.

Отчаянно бился политрук Ломидзе. Контуженный, он попал в руки гитлеровцев. Они взвалили ему на плечи рацию и приказали нести. Когда шли через ледник, у него возникла мысль о побеге. Он упал и заскользил все быстрее вниз. Возможно, побег и удался бы, но вместе с радиостанцией, находившейся у него за спиной, он сорвался в трещину. Где-то в полутора или двух десятков метров от поверхности застрял, зажатый льдом. Холодная могила… Если б не радиостанция, он бы погиб. Чтобы спасти аппарат, немцы сбросили ему конец спасательной веревки.

Потом я показал генералу письма, которые получил после опубликования статьи в «Комсомолке».

Валентина Ивановна Доценко из села Учкекен Ставропольского края находилась в партизанском отряде и вместе с красноармейцами-разведчиками была на задании. Тогда ей было 18 лет. Она писала: «Мы приняли бой в 10 утра 28 августа и продолжали его весь день. Гитлеровцы были внизу, а мы наверху и стрелять было не совсем удобно. Кто-то предложил отойти назад, к леднику. В это время был тяжело ранен Аркадий Дятлов. Я подползла к нему, но снайпер с противоположной стороны ранил меня в руку. Все же нам удалось выбраться к леднику и вынести умирающего Дятлова. Потом перенесли тело нашего командира Панаева. При лунном свете мы обложили нашего командира камнями, так как копать могилу у нас было нечем. В изголовье положили гранитный булыжник…»

Владимир Иванович слушал, не перебивая. Слушал и курил…

— Ставка тогда отмечала, что наши войска опоздали с занятием перевалов, — осторожно заметил я.

— Опоздали? — переспросил генерал и покачал головой. — Возможно. Но только прежде нужно было принять меры, чтобы не допустить к ним врага. Это можно и нужно было сделать, но помешала воля одного… — генерал отвел взгляд в сторону, размял сигарету. — Помню, весной 42-го года я был в Москве. Решив в Генштабе все дела, собирался уже возвращаться, когда пригласили к Сталину. Выслушав доклад о положении войск в Закавказье, он вдруг спросил: «А как по-твоему, товарищ Тюленев, где немцы нанесут летом удар?» Нам было известно, что немецкое командование планировало наступление на двух направлениях: одно — в центре советско-германского фронта, а второе — на юге, под Ростовом. Наша разведка отмечала более крупное сосредоточение на южном направлении, что предопределяло большую вероятность наступления именно здесь. Однако Ставка, внимая Сталину, считала главным направлением центральное. Об этом даже писали в газете…

— И схема была изображена со стрелой главного удара к Волге, — вспомнил я давнишнюю статью военного обозревателя. Используя эту статью, мы, тогда молодые офицеры, проводили во взводах политзанятия. Изображенная на схеме стрела фашистского наступления была нацелена на Самару. У Волги она круто поворачивала на север и устремлялась к Москве.