Маршал Рыбалко

Штаб армии расположился в небольшом доме на окраине Тулы, в лесу, неподалеку от усадьбы Л. Н. Толстого. С болью в сердце смотрели мы на следы нашествия фашистских варваров, разрушивших и испоганивших святые для нашего народа места. Совершенное здесь гитлеровцами не диктовалось военной необходимостью, а скорее было вызвано яростью, оттого что им так и не удалось овладеть Тулой и открыть себе прямой путь на Москву. Защитники города превратили его в неприступную

£>

крепость, о стены которой в течение полутора месяцев разбивались все вражеские атаки.

2 июня 1942 года мы собрались в штабе армии — П. Л. Романенко, я и начштаба полковник М. И. Зинь-кович — и обсуждали вопросы, связанные с прибытием 12-го танкового корпуса, который был включен в состав войск 3-й танковой.

Митрофан Иванович подошел к окну и, глубоко вздохнув, сказал:

— Какой прекрасный день! Тишина, будто и войны нет. А там...

Договорить он не успел: открылась дверь и в комнату вошел незнакомый мне генерал. Был он среднего роста, плотный, статный, в безукоризненно сидящем мундире, с орденом Красного Знамени и медалью «XX лет РККА». Окинув острым взглядом комнату, шагнул к командующему, вскинул руку к фуражке и четко доложил:

— Генерал-майор Рыбалко. Прибыл для дальнейшего прохождения службы.

Докладывал вошедший как положено по уставу, но глаза почему-то смеялись. Я перевел взгляд на Романенко и удивился: обычно суровый, он улыбался. Затем молча обнял Рыбалко и расцеловал.

Мгновенно исчезла обычная в таких случаях официальность. Прокофий Логвинович познакомил нас, придвинул к себе табуретку, усадил Рыбалко и растроганно произнес:

— После академии, Павлуша, я совсем потерял тебя из виду. Рассказывай, где был, чем занимался.

— Потом было много чего,— задумчиво повел головой Рыбалко.— Но сначала, товарищ командующий, прошу ознакомиться с предписанием.

Романенко прочитал поданную ему бумагу, воскликнул: «Рад, очень рад!» — и передал ее мне.

По решению Ставки Павел Семенович Рыбалко утверждался в должности заместителя командующего 3-й танковой армией. Подписал назначение начальник Главного автобронетанкового управления Красной Армии генерал Я. Н. Федоренко.

Пока я, а затем Зинькович знакомились с документом, Романенко продолжал расспрашивать прибывшего.

Мне показалось, что Рыбалко собирается с мыслями и сейчас начнет подробный рассказ о прохождении службы. Но он вдруг коротко произнес:

■— Потом я служил в сопредельных странах.

— Как это? — вырвалось у Зиньковича.

— Понятно как,— отозвался Романенко,— был, значит, на дипломатической работе!

— На военно-дипломатической,— деликатно уточнил Рыбалко.

— Где?—осторожно спросил я. Впрочем, не рассчитывая на полный ответ: мало ли какие функции у него были...

Но Рыбалко с готовностью ответил:

— Сначала обучал военному делу друзей в Китае...

— Ну, это ты умел делать еще до академии, когда был в Монголии,— вставил Романенко.

Павел Семенович кивнул, бросил взгляд на наши ордена и спросил:

— Вы тоже там были? Это вам за Халхин-Гол?

Я коротко подтвердил, а Романенко ответил обстоятельнее:

— У Семена Ивановича ордена Красного Знамени — наш и монгольский — действительно за Халхин-Гол, а я в тех боях не участвовал. Меня Монголия наградила позже...— И опять попросил: —Да ты о себе, Павлуша!..

— О себе так о себе,— согласился Рыбалко и, окинув нас веселым взглядом, неожиданно быстро закончил: — Потом был военным атташе в Польше и Китае. А сюда прибыл из Казани. Вот и все!

Мне стало ясно, что дальнейшие расспросы ничего не дадут. Возможно, своему старому другу, Романенко, он рассказал бы больше. И я задал еще лишь один вопрос: с какого года он, Рыбалко, в партии. Услыхав, что с марта девятнадцатого, обрадовался: во главе армии будут коммунисты с таким солидным стажем. Романенко в партии с 1920-го...

•— Разрешите спросить,— включился в разговор н Зинькович.— Вот вы говорите, что прибыли из тыла, а награда у вас боевая. Значит, все-таки успели повоевать?

— Еще как успел! — ответил за него Романенко.— На всех фронтах гражданской войны.

— Положим, не на всех,— возразил Рыбалко,— а орденом наградили еще в 1920-м, за бои с белополяками.

— Теперь уж я уточню,— явно гордясь другом, сказал Романенко.— Не за бои, а за героизм, проявленный в этих боях. А вот в танковых войсках тебе, Павлуша, не довелось служить. Не так ли?

— Действительно, не довелось.— Рыбалко сразу посерьезнел.— Но я надеюсь, что Военный совет армии поможет освоить специфику этого рода войск.

Помнится, хотелось более подробно расспросить его, но я чувствовал, что делать этого пока не следует. Понимал: передо мной человек необычной судьбы, и по ответам, смахивающим на краткие анкетные данные, составить о нем верное представление все равно не удастся. Решил отложить до того времени, когда совместная работа сблизит нас и поможет лучше узнать друг друга.