Тем интересней обратиться к свидетельствам, которые относятся непосредственно к этим дням и были тогда же обнародованы. Вот некоторые выдержки из интересной книги В.П. Лапшина «Художественная жизнь Москвы и Петрограда в 1917 году» (1963). Слишком часто политики, увлеченные текущими делами и партийными скло-
108
ками, менее чутко воспринимают общественное мнение, чем деятели искусств или простые обыватели.
Со страной происходило что-то непонятное. Газеты пестрели тревожными сообщениями о несчастных случаях, распространении наркомании (тогда наиболее популярным наркотиком был кокаин), пожарах, убийствах, грабежах, забастовках. В конце ноября 1916-го «Петроградский листок» писал: «Надвигается несуразица. Пустыми, непонятными страхами пугает. Чьи-то рожи в сумерках корчатся, мерещатся».
Шла война, отдельные победы сменялись поражениями, но ничего окончательно не прояснялось, веры в разгром врага не было, да и трудно было понять, за что идут бои, тысячами ежедневно гибнут люди. Терялась вера в царя и правительство, тем более что царь чуть ли не ежедневно менял министров и премьеров. Власть демонстрировала свою беспомощность и растерянность; Совет министров стали называть «кувырк-коллегией»; распространялись слухи об измене в высшем руководстве и о том, что царь и царица находятся под влиянием «старца» Григория Распутина
То, что Распутин был выходцем «из низов», оскорбляло и возмущало аристократию (кроме очарованных им экзальтированных дам). Но и в народе верховенство Григория Распутина над царем воспринималось болезненно и скептически. То, что придворные могли толковать как сближение царя с простым народом, в народе понималось как унижение царской власти.
Война не только не объединила все социальные слои перед лицом общего врага, но, наоборот, еще больше разобщила — одним она принесла беды и страдания, для других она была выгодным предприятием.
А до войны экономически укреплявшаяся Россия испытывала мучительный идейный разброд. Впрочем, это касалось не только России, но и всей западной цивилизации. Удивительно верный прогноз на XX век (прежде всего на его начало) дал французский писатель и врач Макс Нордау в книге под недвусмысленным названием «Вырождение»:
«Мы изучили разнообразные формы, принимаемые вырождением, и истерию в искусстве, поэзии и философии. Главными проявлениями умственного расстройства наших современников в этой области служат: мистицизм как результат неспособности к сосредоточенному вниманию, ясному мышлению и господствованию над эмоциями, вызываемый ослаблением мозговых центров; эготизм (то же, что и эгоизм. —
109
ния чувствующих нервов, притупления воспринимающих центров, извращения инстинктов, желания доставить себе достаточно сильные впечатления и значительного преобладания органических ощущений над представлениями; ложный реализм, вызываемый туманными эстетическими теориями и выражающийся пессимизмом и непреодолимой склонностью к скабрезным представлениям и самому пошлому, непристойному способу выражения».
Все это он называл печальным обозрением «больницы, какую ныне представляет если не все цивилизованное человечество, то, по крайней мере, высшие слои населения больших городов». Тот же диагноз вполне подходит к концу XX века и началу XXI века, и это явно свидетельствует о какой-то всеобщей психической болезни, поразившей современную цивилизацию потребления.
Словно подтверждая выводы Нордау, русский сатирик Арк. Бухов писал в 1913 году:
Более остро и точно высказался Саша Чёрный:
Им подмечена та же духовная немочь, которая поразила и значительную часть современной творческой интеллигенции, удивительно бесплодной на подлинные произведения искусства и литературы, на новые открытия и концепции. Одна лишь существенная
110
разница: то, что прежде относилось к небольшой социальной прослойке, теперь характерно для широких масс интеллектуалов, служащих по разным ведомствам, включая науку.
Безверие и пустословие были представлены Сашей Чёрным как следствие разочарования в высоких идеалах, отсутствия цели в жизни, упадка воли: