Маршал Сталина. Красный блицкриг «попаданца»

— Боитесь? — Ольга гордо вздернула подбородок.

— Я не хочу довольствоваться только лишь тем, что мне позволят подержать в руках переходящее почетное знамя.

— Какой вы, однако, собственник!

— Вас подкупила моя репутация?

— И какая же у вас репутация? — улыбнулась Ольга, провоцируя Тухачевского на тираду самовосхваления.

— Раскаявшегося грешника, Казановы, ставшего примерным семьянином.

— Оу… — Дама слегка опешила. — Вы считаете?

— Наверняка, — кивнул маршал. — Ведь это вас зацепило, а не то, что рассказывали про мои успехи. Что-то выиграл, кого-то победил… это все пустяки. С кем не бывает? А вот взять неприступную крепость не каждый может. Вы ведь красавица, чего уж тут спорить. Да не простая, а обольстительная. Живая страсть, которая не в состоянии оставить ни одного мужчину равнодушным. Если конечно, он не болен физически или психически. А тут я весь из себя неподатливый, как толстовский отец Сергий. Я ведь хорошо помню тот прием и то, как вы меня обхаживали, пытаясь взять с первого приступа.

— Вот как? — слегка надулась Ольга.

— Думаете, мне не хотелось вам уступить? — улыбнулся Михаил. — Губы, глаза… Я смотрел на вас и буквально сам ощущал всю глубину и гамму страсти, что в вас бушевала. Но…

— Так вы боитесь меня? — ахнула Чехова.

— Да. Мне страшно потерять голову, потому что… — но договорить он не успел, Ольга прижалась к нему, обняла и шепнула на ухо с томным придыханием:

— Если вы ее потеряете, то всегда будете знать, где найти…

Пару дней спустя.

— Товарищ Сталин, — Тухачевский бы растерян и подавлен. — Я все понимаю, но зачем вы помогли Чеховой?

— Неужели вам было так неприятно общение с этой женщиной?

— У меня было острое ощущение, что товарищи стараются меня женить на ней.

— Вы правы, — кивнул Иосиф Виссарионович.

— Но зачем?

— Она влюбилась в вас и готова ради своей страсти переехать в Москву.

— Что, вот так и сказала?

— Да. Записалась на прием к товарищу Молотову и прямо ему сказала об этом. Дело-то непростое.

— А если она германский агент?

— Это — не важно. Она — киноактриса с мировым именем. Мы не можем упускать такой шанс для усиления советского кино. Но иного мягкого способа забрать ее, нежели через брак с вами, нет. Мы же не хотим создавать совершенно неуместный скандал с союзником?

— Товарищ Сталин, — попытался отказаться Тухачевский, — Ольга изнеженная и избалованная особа. И потом она слишком красива. Это сколько завистников появится! А я и сейчас далеко не всеобщий любимец.

— Товарищ Тухачевский, неужели вы боитесь трудностей? Переманивание Ольги ведь дело государственное, политическое. Вы понимаете это? Этот вариант — единственный для политически корректного получения одной из самых талантливых и эффектных актрис Европы. Помните, мы с вами обсуждали кинофильмы, которые будут сняты в будущем?

— Так вот оно что…

— Да. Именно это. Мы должны вывести советский кинематограф на мировой уровень, а не как сейчас — перебиваться переделками либо кустарными поделками. А для этого нам потребуются не только сюжеты, сценарии, художественные решения и прочие детали, но и актриса, одно имя которой будет привлекать зрителей в кинотеатры. И вы как ответственный сотрудник самого высокого уровня должны поступиться своими принципами ради дела. Сами же мне говорили о том, что результат превыше всего.

— Хорошо, — кивнул Тухачевский. — Я понял вас, товарищ Сталин. И готов взять на себя эту ответственность. Хотя за результат не ручаюсь. Она актриса. Личность творческая, стихийная…

ГЛАВА 5

6 октября 1939 года.

Москва — Лондон — Берлин.

Тухачевский уже неделю практически жил в развернутой на территории Кремля Ставке главного командования. Огромная карта Польши с прилегающими территориями, утыканная значками, с обозначениями войск и пометками. Неугомонная суета огромного отдела связи и дешифровки и многое другое. Война еще не началась, а Генеральный штаб был уже переведен в полную боевую готовность, да не просто так, а на казарменном положении. Да еще, до кучи, потихоньку терроризировал, держа в тонусе штабы частей и соединений, готовящихся принять участие в польской кампании. Шли перепроверки линий связи, учебные тревоги восстановительных бригад, отработка экстренных режимов связи и так далее. За эту неделю люди уже стали потихоньку даже втягиваться в подобный ритм после достаточно спокойной службы мирного времени.

Да и война с Польшей началась как по нотам. По крайней мере, с политической точки зрения.

После провокации на границе, когда немецкие солдаты, переодетые в польскую форму, учинили небольшой погром своих же пограничных постов. После чего Берлин выкатил Варшаве требования, идущие в струе в уже пару месяцев проводимой пропагандистской накачки, повествующей о тяжелой судьбе польских немцев и свинском отношении к ним на территории ясновельможных панов.