Он позвонил. Грубый разговор был, Тимошенко тоже что—то разозлился. Потом он положил трубку. Я спрашиваю: «Ну, что?» «Газеты нам велел читать завтра». — «А что такое?» — «Готовится какое—то сообщение ТАСС». И действительно, прочитали на следующий день, 14 июня, сообщение ТАСС. Оно было для нас совершенно неожиданным. Я был на сессии Верховного Совета (кажется, в августе 1940 года), и Молотов выступал точно с таким же заявлением, конечно, по духу, а не по букве, которое было изложено в заявлении ТАСС. Я, сопоставляя вот эти два выступления, Молотова и ТАСС, конечно, увидел, что это политика не сегодняшнего дня, она вытекает из желания задобрить Гитлера и избежать как—то осложнения во взаимоотношениях.
И, конечно, этим заявлением ставились некоторые вопросы и перед немецким правительством. Как же оно отреагирует на это заявление? Но оно как отреагировало? Молчок. И уже было поздно. Через несколько дней они дали ответ в виде мощных ударов. Вот как обстояло дело с этим заявлением.
— Пишут о том, что вы учились в военной академии в Германии?
— Я уже однажды на этот вопрос отвечал, что учился в «академии Щорса». Есть книжка, выпущенная во Франции сразу после войны. Она посвящена моей биографии. Но там они, конечно, все от начала до конца переврали. В том числе и насчет академии, что я учился в Германии. Я уже говорил, что в Германию попал только в 1945 году в первый раз. Учил ли я или учился при взятии Берлина? Думаю, что больше учил немцев. Об академии я говорил много раз с Уборевичем. Там Тухачевский учился, Якир, Уборевич. Так что меня, видимо, спутали с Якиром. А может быть, потому, что я все—таки насолил немцам и в чем—то вроде отличился. Значит, они хотят отдать дань оперативно—стратегическому искусству немцев, что я первым перенял у них опыт.
— Почему вы изменили свое решение об использовании армии Катукова? Вы в Ставке сами предлагали обе танковые армии (Богданова и Катукова) пустить в обход Берлина.
— В своих действиях я никогда не придерживался того, что говорил раньше. Я следил за обстановкой. И если она изменяется не так, как я предполагал, то я немедленно вносил коррективы. Если бы танковая армия Катукова не была брошена против центральной немецкой группы, то 8–я армия застряла бы на Зееловских высотах. Медлить нельзя было. Я заранее имел в виду, что при осложнении обстановки на центральном направлении я ее брошу сюда.
Я находился у Чуйкова на наблюдательном пункте. Вижу, промахнулись на этом направлении. Мы недооценили Зееловские высоты, недоразведали. И дальнего огня нашего не хватило для подавления на этом направлении. Хоть авиация и бомбила усиленно, не сумела подавить противника. Армия Чуйкова, безусловно, была бы остановлена. Значит, медлить, давать немцам время на то, чтобы они здесь организовали сопротивление, конечно, было нельзя. Рассчитывать на то, чтобы маневром вместе двумя армиями выйти, закрутить путем обхода? Это было проблематично. Я не был уверен, что на этом направлении быстро последует успех.
А потом я считал, что чем больше мы вытянем из глубины у противника от Берлина резервов, уничтожим их в открытом поле, тем легче удастся взять Берлин. И последите за обстановкой, как немцы вытягивали, вплоть до снятия (сил) в секторах обороны. И зенитные средства бросали, и танки. Все, что было подготовлено для обороны непосредственно Берлина, они выдвинули, и мы их измолотили. Мы на два—три дня задержались, зато взяли Берлин в весьма короткий срок. Видано ли в истории, чтобы в такой короткий срок такую столицу взять, как Берлин, с подземными коммуникациями, крупными сооружениями!
Правы до некоторой степени те, кто пишет, что недостаточно было сил для борьбы за Берлин у немцев. Они их неумело использовали. Они их выбрасывали нам навстречу. А когда пришлось драться на улицах Берлина, то у них не все направления были прочно заняты. (Реплика: «Они повторили наш 1941 год, когда наши войска бросались в бой и гибли по частям»). Вот—вот.
— Историки, видимо, будут вас критиковать за Берлин. За то, что вы танковую армию пустили, как говорят, для лобовой атаки на Берлин, а общевойсковые армии совершали обходный маневр.
— А 2–я танковая армия? Вы невнимательно, дорогой товарищ, просмотрели, как развивалась операция. Вот вы посмотрите: 47–я армия шла вокруг Берлина. Вместе с ней шли 2–я танковая армия, а затем 1–я Польская армия, она выходила сразу на Эльбу. А с юга Конев отрезал Берлин 4–й танковой армией, на Эльбу он направил 5–ю Ждановскую армию и другие. Так что на Эльбу—то мы вышли раньше, чем взяли Берлин. Я когда звонил Сталину, он говорил: «Как бы американцы и англичане не ворвались раньше нас в Берлин». Я отвечал ему, что мы как раз в первую очередь ставим задачу — отсечь союзников от Берлина, а затем взять Берлин.
Огорчения и радости