Маршал Жуков

И вот к концу войны в Абелине боготворили самого Айка, который стал Верховным главнокомандующим армий трех держав — США, Англии и Франции. Портреты легендарного земляка были теперь в каждом доме. Но дружок юности, со свойственной американцам склонностью к подначке, писал по этому повод Айку: «Это самые худшие из твоих портретов. Рот у Тебя на них, как у Джона Брауна, а другие черты лица вообще ни на что не похожи».

В ответе Эйзенхауэр писал: «Если абелинцы попытаются превозносить меня и величать по титулам, а не называть по имени, я, когда приеду домой, буду чувствовать себя чужаком. Самое худшее в военных чинах заключается в том, что они ведут к изоляции, а это мешает товариществу».

Прошу читателей запомнить последнюю фразу, она поможет вам постоянно представлять манеру поведения, жесты и речь Эйзенхауэра при общении с Жуковым.

Итак, выкатился из самолета на «виллисе» прославленный военачальник, генерал армии Эйзенхауэр, и в сопровождении почетного эскорта помчался в отведенную ему резиденцию. Он жаждал скорой встречи с Жуковым, увидеть которого давно хотел, заочно был готов с ним подружиться, выпить и поболтать по-приятельски.

Но не тут-то было! Наша извечная зарегулированность и хроническая бюрократия едва не испортили при первой же встрече отношения с Жуковым. Наверное, самым достоверным на этот счет мнением будет выдержка из мемуаров Эйзенхауэра:

«Заседание было назначено на вторую половину дня, и я воспользовался представившейся мне возможностью заехать в штаб к маршалу Жукову, чтобы вручить ему высшую воинскую награду — орден «Легион почета», которой его удостоило американское правительство. Жуков произвел на меня впечатление приветливого человека с отличной военной выправкой.

По возвращении к себе, где нас временно разместили, я узнал, что поступило сообщение о неожиданной задержке в открытии заседания, на котором маршал Жуков должен был выступать в роли хозяина. Это вызвало досаду, поскольку вечером я должен был вернуться во Франкфурт. В ожидании мы провели долгие послеполуденные часы, а офицер связи из штаба Жукова, говоривший по-английски, не мог дать нам никаких объяснений относительно задержки заседания. Наконец уже к вечеру я решил ускорить дело. Поскольку я знал, что все документы, которые нам предстояло подписать, были ранее изучены и просмотрены каждым из союзных правительств, я не видел обоснованной причины для задержки, которая теперь выглядела как преднамеренная. Поэтому я попросил офицера связи сообщить маршалу Жукову, что, к моему большому сожалению, я буду вынужден возвратиться во Франкфурт, если заседание не начнется в ближайшие тридцать минут. Однако, когда посыльный уже был готов отправиться с моим заявлением к Жукову, к нам поступило сообщение, что нас ожидают в зале заседаний, куда мы и отправились незамедлительно. Маршал объяснил, что задержка произошла ввиду того, что он ожидал из Москвы последних указаний по одному важному вопросу. Мы приняли объяснение благосклонно, и Контрольный Совет начал работать в атмосфере дружественного радушия».

Эйзенхауэр, в приведенной выше цитате, пишет, что именно при первой встрече, на завтраке, он вручил Жукову высокую награду.

А теперь приведу цитату из книги Георгия Константиновича во поводу его первой встречи с Эйзенхауэром:

«Встретились мы по-солдатски, можно сказать, дружески. Д. Эйзенхауэр, взяв меня за руки, долго разглядывал, а затем сказал:

— Так вот вы какой!

...Мне понравились его простота, непринужденность и чувство юмора...

Перед заседанием Д. Эйзенхауэр приехал ко мне в штаб, чтобы вручить высший военный орден США — «Легион почета» степени Главнокомандующего.

Я позвонил Верховному и доложил об этом. И. В. Сталин сказал:

— Нам, в свою очередь, нужно наградить Эйзенхауэра и Монтгомери орденами «Победа», а Латра де Тассиньи — орденом Суворова 1-й степени.

— Могу ли я объявить им об этом?

— Да, конечно».

Вспомните, как Эйзенхауэр долго ждал, нервничал и едва не улетел в свою ставку. А задержка начала конференции по подписанию давно уж согласованной и отредактированной Декларации произошла потому, что Жуков ожидал решения Президиума Верховного Совета (которое после разговора со Сталиным по телефону, срочно, в течение нескольких часов было оформлено) о награждении Эйзенхауэра и Монтгомери орденами «Победа». Маршал Жуков понимал, что этот ответный жест должен произойти сегодня же, безотлагательно. Вот он и ждал.