Маршал Жуков

«О том, что Жуков потерял элементарное чувство скромности, говорит и такой факт. Министр поручил купить, в целях личной рекламы поставить в Музей Советской Армии написанную художником картину, представляющую такой вид: общий фон — горящий Берлин и Бранденбургские ворота, на этом фоне вздыбленный конь топчет знамена побежденных государств, а на коне величественно восседает товарищ Жуков. Картина очень похожа на известную икону «Георгий Победоносец».

(Суслова совсем не смущает, что миллионы портретов вождей висели по всей стране на площадях и улицах, в каждом учреждении и даже в школах и детсадах, и не только Генсеков, а членов Политбюро, в том числе и его, Суслова. А портрет Жукова в Музее Советской Армии вызвал такое раздражение. Вот уж истинно — не видел бревна в собственном глазу, а заметил песчинку в чужом!)

«...товарищ Жуков игнорирует Центральный Комитет. Недавно Президиум ЦК (в то время Политбюро было переименовано в Президиум. — В. К.) узнал, что товарищ Жуков без ведома ЦК принял решение организовать школу диверсантов в две с лишним тысячи слушателей... Товарищ Жуков даже не счел нужным информировать ЦК об этой школе. О ее организации должны были знать только три человека: Жуков, Штеменко и генерал Мамсуров, который был назначен начальником этой школы. Но генерал Мамсуров, как коммунист, счел своим долгом информировать ЦК об этом незаконном действии министра».

Ну, даже из вышеизложенного вытекают и «бонапартизм» и «тенденция товарища Жукова к неограниченной власти».

После доклада Суслова Хрущев, демонстрируя свой демократизм, спрашивает:

«Может быть, товарищу Жукову дать выступить?»

Жуков вышел на трибуну и, стараясь быть спокойным, стал говорить, как всегда, четким командирским голосом. Приведу несколько цитат, дающих представление о содержании его выступления:

«Выступая перед Пленумом Центрального Комитета, я не ставлю перед собой цель как-либо оправдать те неправильные действия, которые были у меня, те ошибки, которые были мною допущены...»

И далее Жуков высказывает, на мой взгляд, главный аргумент:

«Я головой сейчас могу нести ответственность, вы можете назначить любую комиссию для того, чтоб подтвердить документально, пусть скажут здесь маршалы — члены ЦК, командующие, — за последний период времени в армии значительно укрепились дисциплина, организованность, порядок, резко сократились чрезвычайные происшествия... Я не хочу сказать, что это моя заслуга, работала вся партия, Центральный Комитет, партийные организации. Военные Советы, политорганы и в своей работе руководствовались не какими-то намеками или указаниями Жукова, а руководствовались всегда только указаниями Центрального Комитета».

В общем, смысл слов Жукова очень убедителен — дело, которое ему поручено, — на высоте: армия стала сильнее и сплоченнее, и не надо всю вину за недостатки валить на одного Жукова.

Он отвергает главное обвинение — недооценка политработников. Он и на Президиуме пытался доказать свою правоту. Как показывают наши сегодняшние преобразования в армии, Жуков был прав, хотя тогда и не посчитались с этой его правотой.

За 35 лет до дискуссий о деполитизации армии, он говорил о необходимости реформы. Но он не был сторонником полной деполитизации армии, а имел в виду лишь изменения форм политической работы. Стоя на трибуне как обвиняемый, он не юлил и не отказывался от своего мнения.

«Я считал, что наши командиры сейчас... это испытанные коммунисты, хорошо знающие партийно-политическую работу, и поэтому полагал, что... боевые командиры могут быть также и партийными руководителями. Командир, как член партии, должен вести и партийную работу... Я считал, что в нашей армии должны быть не штатные, платные политработники, а надо поднять, активизировать партийные организации... Главная ведущая роль в нашей армии, мне казалось, должна принадлежать партийной организации».

Жуков обратил внимание пленума на странность выдвинутых против него обвинений и на то, как это все организовано.

«Всего три недели тому назад, перед тем как мне было поручено поехать в Югославию и Албанию, я со всеми членами ЦК, или, вернее, с большинством, распрощался как с близкими друзьями. Не было мне ни одного слова сказано в претензию... 23-го, 24-го или 22-го, я сейчас не помню точно, мне кто-то сказал, что происходит совещание актива в Москве, было заседание Президиума, разбираются такие-то и такие-то вопросы. Я полагал, что меня немедленно вызовут, все-таки я вроде бы как главный обвиняемый, должен дать объяснения...»

Наивный человек! Великий полководец был не силен в закулисной политике! Жуков никогда не считал себя политиком. Он не знал, не умел да и не хотел заниматься этим очень сложным, но не очень-то чистым делом. А тут жизнь его столкнула не только с политиками, а с мастерами этого иезуитского искусства.

Хрущев, как верный ученик своего многолетнего «вождя и учителя», провел расправу над Жуковым в полном соответствии со сталинской тактикой: скрытно, каверзно, внезапно и безжалостно.