Маршалы и генсеки

К пятой записке была подколота денежная купюра достоинством 50 рублей. Это его долг кремлевской столовой, и маршал просит уплатить за обеды. (Господа обличители! На ваших лицах уже появилась краска стыда за обвинения в нескромности маршала? Вспомните свои пассажи о его даче, холодильнике и т. д.) Эта записка также от 24 августа.

И последняя записка: «Я плохой мастер готовить орудие самоубийства. Первая попытка (в 9.40) не удалась — порвался тросик. Собираюсь с силами все повторить вновь».

Тщательное исследование пластмассовой урны под столом выявило находившиеся там куски синтетического шпагата, схожего с материалом петли.

В заключении судебно-медицинских экспертов, подписанном 25 августа, сказано: признаков, которые могли бы свидетельствовать об убийстве Ахромеева путем удавления петлей, при исследовании трупа не обнаружено. Не выявлено и каких-либо телесных повреждений, кроме странгуляционной борозды.

А может, решение о самоубийстве возникло под влиянием алкоголя? Результаты вскрытия опровергли и это предположение. Эксперты подтвердили: перед смертью Ахромеев спиртного не принимал.

О почерковедческой экспертизе я уже говорил: все шесть записок, обнаруженные на столе в его кабинете, написаны Ахромеевым. Никаких улик, хотя бы косвенно наводивших на подозрение об инсценировке, не установлено.

И все же, все же… Страшная, неприемлемая по законам военной чести смерть от петли — удел изменников и лазутчиков.

Многие, кто знал Ахромеева — а круг этих людей очень широк, ведь он пятнадцать лет прослужил в Генштабе, четыре года его возглавлял, занимался проблемами сокращения и ограничения ядерно-космических вооружений — до сих пор не верят в официальную версию случившегося. Он никогда не проявлял ни страха, ни слабости. Слишком много повидала своем веку стрессовых, безвыходных ситуаций, чтобы на склоне лет вот так нелепо и бессмысленно сунуть голову в петлю. Человек, прошедший в Великую Отечественную самые смертоносные фронты — Ленинградский, Сталинградский, Южный, 4-й Украинский, да еще в качестве командира стрелковой роты, а затем батальона, что означало: каждодневная передовая и жизнь на волоске, — не мог потерять самообладание до такой степени. О его волевом, твердом характере говорили мне и те, кто видел Ахромеева на афганской войне, где он два с половиной года возглавлял штаб оперативной группы министерства обороны.

Но может, таким он выглядел только на людях, когда к этому обязывало само положение, сияние маршальских звезд, золотой блеск наград? Может, в повседневной жизни он был совсем иным человеком? Кто лучше знает его, чем семья?

Вдова и обе дочери не разрушили сложившегося в общественном мнении представления о муже и отце как об очень волевом человеке. Они никогда не замечали за ним' уныния, хандры, нерешительности. Жизнерадостность была отличительной чертой его характера.

В книге «Кремлевский заговор» бывший генеральный прокурор России Валентин Степанков и его соавтор Евгений Лисов, который возглавлял работу следственной группы прокуратуры по делу ГКЧП, пишут, что последнюю ночь перед смертью Ахромеев провел на даче с семьей дочери Натальи Сергеевны.

Внимательно вчитаемся в это свидетельство.

Четыре вечера подряд, рассказывала следствию дочь маршала, она не могла с отцом поговорить, так как он возвращался усталый, очень поздно, пил чай и ложился. Кроме того, ее отец был таким человеком, которому невозможно было задавать вопросы без его согласия на то. В пятницу, 23 августа, накануне его смерти, дочь почувствовала, что отец хочет поговорить.

Они купили огромный арбуз и собрались за столом всей семьей. Наталья Сергеевна спросила у отца: «Ты всегда утверждал, что государственный переворот невозможен. И вот он произошел, и твой министр обороны Язов причастен к нему.' Как ты это объяснишь?!»

Он задумался и ответил: «Я до сих пор не понимаю, как он мог…»

На следующее утро, собираясь на работу, он пообещал внучке, что после обеда поведет ее на качели. Очень важная деталь. То есть после возвращения с работы. Как это он делал всегда по субботам, если не находился в отъезде и не задерживали дела. В ту черную субботу он планировал возвращение домой. Как видим, ничего, что свидетельствовало бы о намерении уйти из жизни. Обычное, ровное поведение.

Наталья Сергеевна показала, что в тот день, 24 августа, отец уехал на работу около девяти часов утра. Так было всегда по субботам — чуть позже, чем в обычные дни. Примерно в 9.35 она позвонила ему в Кремль. Отец находился в своем кабинете. Поднял трубку. Наталья Сергеевна сообщила, что прилетела мать из Сочи. Он разговаривал бодро, весело. Никаких признаков, которые бы указывали на подавленное состояние. Невозможно было поверить, что через две-три минуты, повесив телефонную трубку после разговора с дочерью, он накинет петлю на шею.