Маршалы Наполеона Бонапарта

Ней находился в своей палатке в Рейнской армии, когда до него дошли новости о государственном перевороте 18 брюмера 1799 г.: с Директорией было покончено, и генерал Бонапарт стал первым консулом. Ней, конечно же, слышал о генерале Бонапарте и знал, что тот был отменным военачальником – не хуже, чем Моро. Более того, Ней знал, что этот генерал – человек дела. В его представлении первый консул был всего-навсего первым магистратом республики, и никем иным. То, что Ней – республиканец, не подлежало ни малейшему сомнению. Прежде всего, это объяснялось тем, что он «рейнец». Многие офицеры и солдаты Рейнской армии не отделяли воинского долга от долга гражданина. Республиканские взгляды Нея объяснялись очень просто: революция и республика дали ему все; без них деревенский парень из Саарлуи мог заслужить в королевской армии в самом лучшем случае сержантские нашивки, и ничего более. О чем он и пишет своему другу, известному республиканскому генералу Лекурбу, в ноябре 1799 г.

Свою военную карьеру Ней сделал сам, без Наполеона. Он не принадлежал к «когорте» Бонапарта. Они познакомились лишь в мае 1801 г., уже после того, как старший брат (или дядя?) нашего героя, капитан Жан Ней, геройски погиб в битве при Маренго 14 июня 1800 г. Зато Ней вместе с Груши и безвременно ушедшим в мир теней генералом Ришпансом стал одним из героев битвы при Гогенлиндене (32 км от Мюнхена). Тогда в сложных морозных условиях 2–3 декабря 1800 г. командующий Рейнской армией генерал Моро одержал громкую победу над австрийцами эрцгерцога Иоганна.

Сражение началось с атаки австрийского авангарда, направившего главный удар в центр французской армии. Гренье, Ней и Груши легко отразили эту атаку, в то время как оба крыла французской армии все более охватывали австрийцев, блуждающих по незнакомым лесным дорогам. Когда обходные движения закончились, Ней и Груши, ограничивавшиеся до тех пор обороной, внезапно перешли в наступление. Моро предписал им прорвать австрийскую боевую линию и соединиться с генералом Ришпансом, который как раз в это время насел на австрийцев с тыла. Именно яростная лобовая атака Нея и Груши не дала центральной пехотной колонне австрийцев генерала Коловрата надлежащим образом развернуться при выходе из заснеженного леса, и исход боя, открывшего французам дорогу на Вену, к трем часам пополудни был предрешен.

Французы одержали победу на всех пунктах и понесли ничтожный урон сравнительно с потерями австрийцев, у которых выбыло из строя более 20 тыс. человек убитыми и ранеными, не считая пленных. Разгромленная австрийская армия оставила в руках французов большую часть своей артиллерии и обозов. Австрийцы обратились в столь беспорядочное бегство, что сам эрцгерцог Иоганн едва не попал в плен.

Гогенлинденская победа была не плодом заранее продуманной стратегии, а, как выразился Наполеон, «удачной встречей», правда крупного масштаба. Дело в том, что только после этого поражения (после чудо-виктории везунчика Бонапарта под Маренго минуло уже более полугода!) австрийский гофкригсрат (придворный военный совет) согласился подписать столь нужный первому консулу Люневильский мир.

Три месяца спустя после заключения Люневильского мира с Австрией, в мае 1801 г., по приглашению Наполеона Ней явился в Париж. Первый консул принял генерала в бывшем королевском дворце Тюильри. Отныне это резиденция Бонапарта. Это их первая встреча. Превосходный психолог, «итальянец» Наполеон легко отыскал нужную тональность в разговоре с ярым «рейнцем». Все напоминает встречу двух старых друзей, один из которых безмерно рад показать приятелю свой дом и город. «Добро пожаловать, гражданин Ней, добро пожаловать в Париж и в Тюильри» – такими словами встречает Наполеон Нея. Первый консул мастерски изображает радушие, напоследок одарив Мишеля роскошной трофейной египетской саблей и патетически произнеся: «Примите это оружие на память о дружбе и уважении, которые я испытываю по отношению к вам. Оно принадлежало паше, нашедшему героическую смерть в битве при Абукире! Теперь вам надлежит защищать ею Республику!» Ней очарован, ошарашен и горячо реагирует на консульский подарок: «Генерал! Я клянусь, что расстанусь с этой саблей только вместе с моей жизнью!»

Между прочим, у Бонапарта была целая оружейная комната с подобными саблями из трофеев его похода в Египет, которыми он в нужный момент награждал нужных ему военачальников, но только тех, кого там с ним не было.