И сразу полки пошли на полки. Один воин убивал другого. Конные топтали пеших, а пешие разили конных.
Сотни сброшенных с лошадей всадников старались уползти из-под конских копыт. На них падали новые ратники. Их топтали свои и чужие. Грохотали тысячи мечей, рубивших доспехи. Земля стала влажной и липкой от крови. Мало кому из раненых посчастливилось доползти до края поля. Многие тысячи тел были втоптаны в землю. Сам Дмитрий в доспехе обычного ратника бился где-то среди полка, который принял на себя главный удар.
Никогда ещё не знала Русь столь грандиозного сражения. Казалось, сама земля не выдерживает, прогибается от множества бьющихся людей.
Татарских воинов было больше, и постепенно стали они напирать. Русские ратники, хоть и гибли тысячами, порой отступали перед великой силой. Было мгновение, когда ордынцы едва не захватили великокняжеские знамёна, и немалая часть дружины полегла, отстаивая их.
Но не зря таился в засаде среди густой дубравы свежий полк во главе с двоюродным братом великого князя Владимиром Андреевичем и опытным воеводой Боброком-Волынским. Полк этот ещё вечером отвёл туда Дмитрий Иванович.
— Гибнут лучшие наши воины! Пора! — восклицал то и дело Владимир Андреевич. — Как можно стоять в бездействии?!
— Обожди, — успокаивал его воевода, — ещё не время. Погибнуть легко, нам же надо добыть победу.
И Владимир Андреевич с тоской смотрел, как тысяча отборных всадников Мамая мчится мимо дубравы, чтобы ударить в тыл отступившему, обессилевшему русскому полку левой руки, чтобы уничтожить его полностью, до последнего воина.
Тогда-то князь Дмитрий Боброк-Волынский и обнажил меч:
— Теперь настало наше время.
Прошло несколько часов небывалой битвы. Приближались сумерки. И татары, и русские воины двигались уже с трудом. Многие были изранены, сил не осталось ни у кого. Лишь обезумевшие от запаха человечьей крови лошади, потерявшие седоков, носились по краю поля.
Наблюдая с холма, как отборная его тысяча мчится, чтобы окончательно раздавить русское войско, Мамай громко радовался. Ему даже поднесли победную чашу кумыса.
И тут засадный полк вырвался из дубравы, ударил в тыл коннице, которой так гордился Мамай, бросился крушить врагов. Этот успех засадного полка вдохнул новые силы в русские дружины. И судьба битвы была решена.
Татарские полководцы сами обычно не рубились с врагами. Они наблюдали за боем издалека, с высоких холмов. Так весь день вёл себя и Мамай. С холма он увидел, как побежали его воины. Он ещё попытался вызвать тысяцких, задержать бегущих. Но потом приказал слугам сворачивать шатры. А к нему уже прорывался полк, который вели Владимир Андреевич и Боброк-Волынский.
— Что вы медлите! — истошно крикнул Мамай телохранителям. — Ведите скорей коней!
Он так мечтал о славе великого полководца. Ведь каждый день своей жизни Мамай одерживал победы. Только оружием его были коварство да хитрость. Он побеждал, строя козни врагам. И вот настал день настоящей битвы, великого сражения. И битва эта кончалась его позором. Теперь надо было бежать, спасаться.
Счастье и горечь победы
Князь Владимир Андреевич стал посреди поля под великокняжеским знаменем и велел трубить победу. Со всех сторон собирались к нему израненные князья и бояре. Не было лишь самого великого князя.
— Где Дмитрий? Кто видел великого князя? — с тревогой вопрошал Владимир Андреевич.
Бояре о том же расспрашивали воинов. Но никто не мог ничего сказать толком, хотя многие были свидетелями тому, как храбро бился Дмитрий Иванович. Наконец кто-то объявил, что заметил великого князя, когда тот, израненный, в окровавленной одежде, брёл, шатаясь, к краю поля.
Сумерки сгущались. Владимир Андреевич боялся, что двоюродный брат истекает кровью где-нибудь под кучей мёртвых тел и, лишённый помощи врачевателей, может к утру умереть. В ужасе приказал он искать Дмитрия среди мёртвых.
Великого князя долго не находили. Наконец обнаружили лежащим под деревом. Тут и выяснилось, что, оглушённый ударом, он упал с коня в последний час битвы, добрался, шатаясь, до тихого места, да так и лежал здесь без памяти.
Владимир дрожащими руками снял с него шлем, расстегнул доспех, разорвал на груди окровавленную рубаху. Глаза великого князя были закрыты. Казалось, жизнь покинула его. Однако он открыл глаза.
— Князь, мы победили! — восклицали все, кто был рядом.
Дмитрию помогли подняться. Он увидел радостные лица, знамёна, обнял брата, потом стал обнимать других воинов и поздравлять их с победой.
Победа эта была и счастливой, и горькой.
Восемь дней оставалось войско на Куликовом поле, чтобы собрать убитых, похоронить их с честью на холме над рекой и хоть немного залечить раны. Изранен же был каждый оставшийся в живых.
Из 150 тысяч воинов вернулось домой лишь тысяч сорок. 110 тысяч героев легли мёртвыми на Куликовом поле. И всё же впервые Русь узнала, что Орду можно одолеть.