Марсиане, go home

Конечно, они были сугубо односторонними, принимая во внимание, что Пит был немой. Но ему нравилось слушать мистера Обердорффера, которого он принимал за великого мыслителя и крупного ученого (кстати, эту точку зрения тот полностью разделял). Для поддержания диалога Питу вполне было достаточно время от времени делать кое-какие знаки - кивать головой в разные стороны, в зависимости от того был ли он согласен с другом или нет, вздергивать вверх брови, явно требуя пояснений и т.п. Впрочем, чаще всего реакция Пита ограничивалась тем, что он, полный внимания, глядел на собеседника восхищенным взглядом. И почти никогда не прибегал к карандашу с бумагой, которые мистер Обердорффер на всякий случай непременно приносил с собой.

Однако этим летом в ходе бесед Пит все чаще и чаще стал использовать другой знак - подносил руку рожком к уху. Мистер Обердорффер был этим заметно озадачен, так как знал, что говорил ничуть не тише обычного. В конце концов он поинтересовался, в чем дело, и Пит написал ему на бумажке.

"Ничаво не слышу. Марсьяне арут и мишат."

В силу этого мистер Обердорффер был вынужден повысить тон, что ему совсем пришлось не по душе. (Но все же меньше, чем тем, кто сидел на лавочках по соседству, поскольку сам он был не в состоянии определить, когда марсиане прекратили свой галдеж).

И вообще этим летом, даже когда Пит не просил его говорить громче, беседы с ним не доставляли мистеру Обердорфферу прежнего удовольствия. Слишком часто он отмечал на лице Пита, что тот прислушивается к чему-то другому. И если мистер Обердорффер в таких случаях оборачивался, то обязательно обнаруживал одного, а то и нескольких марсиан, которые умышленно отвлекали внимание его слушателя.

Для него это стало настолько ненавистным и невыносимым фактом, что мистер Обердорффер стал прикидывать в уме, как бы утихомирить или насолить этим пришельцам.

Но решился он на этот шаг только к середине августа. К этому времени Пит вдруг неожиданно исчез. Мистер Обердорффер, сильно расстроившись, стал наводить справки о приятеле у завсегдатаев соседних лавочек, но неизменно получал от ворот поворот, до тех пор, пока однажды не наткнулся на одного бородатого старика, который принялся ему что-то объяснять. Мистер Обердорффер живо дал ему понять, что он глухой, и тут же всучил бумажку и карандаш. Возникло некоторое замешательство, когда выяснилось, что бородач был неспособен написать даже свое имя, но, к счастью, ситуацию удалось быстро уладить, поскольку нашелся-таки переводчик в достаточно трезвом состоянии, который смог помочь им в этом плане.

Выяснилось, что Пит угодил в тюрьму.

Мистер Обердорффер тут же поспешил в участок и после ряда возникших трудностей (из-за того, что Питов, как оказалось, было предостаточно, а фамилию нужного ему он, естественно, не знал, а также потому, что он ничего не понимал из того, что ему втолковывали полицейские). Он, наконец, добрался до кутузки, в которой пребывал его друг.

Пита уже судили, и он схлопотал месяц заключения. На бумаге он, как мог, изложил то, что с ним приключилось.

Абстрагируясь от орфографических ошибок, его рассказ можно было свести к следующему. Лично он ничего такого криминального не сделал, но полиция просто придралась к нему. Ясное дело, он был слегка выпивши, иначе ему никогда бы и в голову не взбрело стащить с прилавка несколько пачек безопасных лезвий, тем более днем да ещё в сопровождении марсиан. Именно они подло надоумили его зайти в магазин, пообещав, что постоят на стреме, но когда он пополнил карманы, подняли такой хай, что могли бы и мертвого разбудить! Они голосили до тех пор, пока на месте не появился коп. Так что, если кто и виноват, то только они.

Эта, не лишенная патетики, история настолько взволновала мистера Обердорффера, что он принял твердое решение, немедля, предпринять соответствующие контрмеры против марсиан. Он был человеком терпеливым, но всякому терпению когда-то наступает конец.

В тот же вечер мистер Обердорффер принялся за работу. По пути домой он, в виде исключения, зашел пообедать в ресторан, он хотел, чтобы его мозг не загружали сейчас всякие зряшные мыслишки кухонного характера.

Поедая капусту с сосисками, он начал размышлять вслух, впрочем, достаточно тихо, чтобы не создавать неудобств другим посетителям.

Он начал с того, что резюмировал все, что читал о марсианах в научно-популярных журналах, а также все, что он там вычитал в области электричества, электроники и теории относительности.

Он нашел решение как раз к моменту, когда заканчивал свое порционное блюдо. Официанту, который подошел к столику осведомиться, чего бы он пожелал на десерт, он торжественно заявил:

- Это будет, субатомный антиинопланетарный супервибратов.

Что ответил на это официант - если вообще ответил - оставалось загадкой для будущих поколений.