Марсианин

Владимир тяжко вздохнул и переключился на главную задачу, ради которой он и пошёл первым в город. Выяснения возможностей поселиться на более-менее длительный срок в общежитии или гостинице.

С жильём Владимиру удалось договориться удивительно быстро. Он, зная где что находится в городе, всё больше поражался тому, насколько подобен по застройке тот, родной для него город и этот, «капиталистический», — быстро нашёл общаги-малосемейки превращённые во «временные» гостиницы и аккуратно поинтересовался у постояльцев ценами на проживание. Поначалу, цены просто ужаснули, но после, когда он вспомнил цены на товары первой необходимости, которые он видел проходя по городу, смекнул, что всё дело в инфляции и нынешний рубль стоит раз в сто или даже двести дешевле, нежели тот, к которому он привык. Разделив полученную сумму на двести (примерно во столько продукты были «дороже» аналогов его мира) он получил вполне приемлемую цифру. После оставалось выяснить условия и правила вселения. То есть требуются ли документы для вселения или нет.

Как выяснилось, документы практически не были нужны. Были бы деньги. Даже небольшой задаток, вполне удовлетворил администратора, который тут же заполнил необходимые бумажки и распечатал их на принтере. Его даже не смутило то, что в одной комнате предполагалось разместить аж шесть человек. Впрочем, дальнейшее полностью разрешило загадку — малосемейка была населена всеми, кто только мог заплатить. В том числе и людьми, которые явно не имели ни гражданства России, ни соответствующих, удостоверяющих личность, документов.

Капитализм, это система, превозносящая деньги и ставящая их на первое место. Как божество. И этому божеству тут молились истово. Деньги заменяли всё — и платёжное средство, и совесть, и документы. Владимира это вполне устроило. Надо было как-то закрепиться, а о моральных и прочих правовых проблемах, стоило подумать после решения проблем насущных и первоочерёдных.

Через два часа, состоялось заселение выделенной, пустующей жилплощади.

Общежитие было очень старым, кирпичным. Пять этажей — два крыла. По обе стороны коридора, пронизывающего всё здание по этажу, располагались комнаты, в которых кто только ни жил. Как и заметил перед этим Владимир, основным требованием для жильца было наличие денег на оплату проживания и больше никаких. За отдельную плату оформлялся даже человек совершенно без документов (Владимир как раз таким «сервисом» и воспользовался).

Что бросалось в глаза сразу в этой общаге, так это сильная изношенность. Стены были облезлые. Кое-где даже отвалилась штукатурка и из-под неё была видна кирпичная кладка. Там же где штукатурка и слой краски сохранился, стены пестрели надписями и рисунками самого разнообразного, но часто совершенно шизоидного характера. Надписи, что характерно, на две трети были выполнены на английском, либо латиницей.

Латиницей писались не только английские слова, с множеством ошибок (из-за чего понять, что имел в виду «писатель» часто не представлялось возможным), но и вполне русские выражения, имена, фамилии, названия. Последнее, выглядело особенно дико.

Увидев всё это, Эля ткнула в ближайшую латиницу и печально заметила:

— Язык рабов.

— Поясни, — коротко и заинтересованно бросил Чернов.

— Их победили, и теперь эти обезьяны копируют победителей. Учатся применять язык господ, надеясь через глупое подражание приобщиться к культуре господ, возвыситься через это и самим стать господами… Но им как и всем рабам, «не светит».

Также в глаза (правда, в первую очередь в нос — запах был в коридорах стойкий), бросалась антисанитария. Хоть и видно было что бетонные полы коридоров метутся и моются, но сквозняками тянуло запахи гниющих отбросов из мусорных баков, стоящих на кухнях и не менее гнусные запахи поломанных туалетов.

А если туалеты поломаны, то, как бы их уборщики ни убирали, на следующий день всё равно будет «навалено». Впрочем, в этом, была видна также и крайне низкая культура проживающих. Буквально, ходящих под себя и самим себе.

По коридору то и дело встречались личности одна колоритнее другой — от бомжевато-алкоголической, до откровенно уголовной. Последний, типаж представлял из себя некую личность, говорящую с акцентом, и с внешностью уроженца какой-то из южных республик. Вероятно кавказских. Вёл себя этот тип весьма развязно, нагло и вызывающе. Даже уступать дорогу не удосужился. Но когда он попытался устроить дискуссию насчёт уважения его персоны вместо того, чтобы отреагировать на вежливое предложение посторониться, Михаил, будучи весьма не хилым человеком, просто молча взял того за грудки и переместил как мебель в сторону.

Оценив силу противника только потеряв сцепление ботинок с полом, этот «соискатель уважения», решил больше не перечить и помалкивать. Тем более, что следом шли люди на лицах которых явственно было написана не рабская покорность, а Достоинство. Да и Владимир, зная психологию таких ничтожеств, зыркнул на того так, что тот съежился.

Вообще, Владимир был по природе очень любопытен, и любил наблюдать за людьми.