Не нравились мне эти похлопывания. Вроде бы дружелюбные, но было в них что-то такое, что заставляло меня постоянно держаться в напряжении.
— А ты, я смотрю, бродяга со смыслом, — сказал Лука, и толкнул дверь.
Мы оказались в маленькой тесной комнатушке без окон. Только трубы какие-то из пола выходят и по стенам расходятся, а на них вентили и надписи красной краской на английском языке.
— Вот здесь и поговорим, — сказал Лука, усаживаясь на трубу.
Я сел на соседнюю.
— Значит, насчет Луки ты уже все решил? — спросил Лука. — Обратки не может быть?
— Ну зачем воду в ступе толочь? — сказал я. — Не стоит, Лука. Если я решил, значит, назад пятками не пойду. Считай, этому Луи деревянный макинтош обеспечен, пусть и полированный. Если он тебе нравится, можешь в его похороны вложиться, только подозреваю, немного у тебя компаньонов будет.
— Это точно, Молчун, — скривился Лука. — Редкостная гнида, твой закадычный дружок. Он ведь меня с собой зачем-то потащил. Я видел, как он звездаря мочил. Веришь, мускул на морде не дрогнул.
— А бабу?
— А бабу не мы, — не удивился вопросу Лука. — Не знаю, кто ее и за что, сам удивился, когда утром кипеж поднялся.
Он посидел, похлопывая ладонью по колену, подумал немного и глянул на меня. Остро так посмотрел, целяще.
— Ты пойми, — сказал он. — Бабки нам через Луи должны прийти, мы сами тут на подхвате. Ты уж потерпи недельку, а? Сам понимаешь, когда на него все замкнуто…
— А ты веришь, что он деньги отдаст? — спросил я. — Сам же сказал — гнида.
Лицо у Луки стало такое, что лучше в него не заглядывать.
— Попробует кинуть, — он дернул рукой, словно нож в ней был зажат, — я его сам на ремни порежу. Я его, суку, хируде скормлю!
Про хируду я пока расспрашивать не стал, хотя чувствовал, что веротанид уже начал действовать.
— Слушай, Лука, — сказал я, — а почему нам алмазами не взять? А улететь постараемся, когда контрактников «Фана» на обратный рейс не будет. Ты же знаешь, старателей, тех — да, шмонают крепко, а на косморабочих сквозь пальцы смотрят, знают, что у них блоха в кармане, вошь — на аркане. А алмазы провезти легко, я уж знаю, да и тайник в багаже легко оборудовать, ты уж поверь.
Тут Лука сморщился весь, словно говорить не хочет, а веротанид, который он с пивком проглотил, его к откровенности подталкивает. А потом вдруг решился. Как в воду нырнул.
— Ладно, — говорит, — Молчун, с другими я не откровенничал, а тебе скажу, нравишься ты мне, чувствую я, что с тобой кашу варить можно. Нет никаких алмазов, а есть такое…
И рассказал мне такое, что я долго сидел с открытым ртом и чувствовал себя круглым дураком. Ну не мог я поверить в такие сказки!
— И чего это на меня нашло? — вдруг сказал Лука. — Сроду даже папе с мамой детских секретов не рассказывал, а тебе все на блюдечке преподнес.
И взгляд у него снова стал колючий, внимательный.
Я понял, если подставлюсь — лежать мне, блин, в этой комнатке, пока в мумию не превращусь. Поэтому, когда он встал и протянул мне руку, я собрался и был настороже. А детские заморочки с кастетом мы еще на Мангышлаке проходили. Одну руку я подставил под удар, а указательным пальцем другой ударил Луку в солнечное сплетение. Сложился мой кореш напополам, кастет в сторону откатился.
Сел я рядом с Лукой на корточки, надел его кастет на руку, дождался, когда он воздух хватать перестанет и задышит нормально, и участливо спрашиваю:
— Что с тобой, братан? Пиво в голову ударило?
Привалился Лука к трубе, смотрит на меня волком.
— Хитер, бобер! — выдохнул. — Только ты пойми, без меня денег не взять!
— Да я ведь не за деньгами приехал, — сказал я ему. — Ты же знаешь, Лука, чего я от Марса хочу. Конечно, оно бы и деньги неплохо взять, но раз так вышло все, не серчай, когда тебя найдут. Похоронят с почестями, как первопроходца. Жаль, что алмазов нет, обманулся я, но оно и к лучшему — мне международный розыск ни к чему, да и пожизненное получать рановато, я еще на воле свое не взял!
Тут Лука зашипел, рукой закрылся, сплюнул слюну.
— Постой, — говорит. — Теперь я тебе полностью поверил.
— Поздно поверил, Лука, — сказал я. — Человеку надо верить. А ты меня на одни весы с этим козлом положил, и козел тебе тяжелее показался.
— Договоримся, — прохрипел Лука. — Договоримся, Молчун, я ведь его давно знаю, сам на тебя эту падлу выведу.
— И часть доли своей, а? — подкинул я на руке кастет.
Он опять к трубе прислонился, глаза закрыл.
— Кончай, — говорит. — Не будет тебе ни шиша. Не для того я свою душу похабил, чтобы чужому дяде свои кровные дарить.
Тут-то и я его рассказу поверил.
Скарп шел на Элладу.