Марсианские хроники

Отсюда, из этого острого чувства одиночества, и рождаются такие патологические в своей жестокости и бессмысленности формы протеста, как физическое истребление всех по очереди пришельцев с Земли на Марс участником экспедиции Джеффом Спендером. Правда, Джефф Спендер в какой-то мере внутренне преступает порог полной отчужденности от людей, пытаясь силой аргументов склонить на свою сторону капитана Уайлдера, который, как ему кажется, может его понять. «Ну, зачем вам возвращаться на Землю вместе с ними? Чтобы тянуться за Джонсами? Чтобы купить себе точно такой вертолет, как у Смита? Чтобы слушать музыку не душой, а бумажником?» Тот и вправду прислушивается к его словам, задумывается над ними. Однако привычный ход мысли, укоренившиеся представления о долге заставляют капитана завершить уничтожение Спендера, опасного для жизни участников экспедиции, и тем самым как бы занять свое место в том самом обществе, которое чуждо стремлению сохранить прекрасное для Человека будущего. Но после всего сказанного Спендером, после слов, запавших ему глубоко в душу, он уже не может быть таким, как прежде, он уже заражен отрицанием ценностей, которым слепо поклоняются его соотечественники. И в ответ на последнюю просьбу Спендера: «Если вы победите, окажите мне услугу. Постарайтесь, насколько это в ваших силах, оттянуть растерзание этой планеты хотя бы лет на пятьдесят… Обещаете?» - капитан глухо произносит единственное: «Обещаю».

Здесь, в этой очень значительной сцене, есть уже мысль о преемственности в борьбе, есть еще совсем крохотный, но очень важный зародыш понимания того, что злым силам истребления, бессмысленной жестокости и пренебрежения к прекрасному будет оказано сопротивление и что силы сопротивления медленно, трудно, но все же растут.

Эта новелла, как и самая первая новелла книги «Илла», говорит о том, что тяга к прекрасному присуща всем цивилизациям. Неясное томление марсианки Иллы, привидевшийся ей во сне черноволосый Землянин с голубыми глазами и белой кожей и песенка, которую она повторяет весь день, покоренная новизной ее обаяния:

Глазами тост произнеси,
И я отвечу взглядом,-
Иль край бокала поцелуй -
И мне вина не надо,

- все это как бы сближает наиболее душевных, тонких к красоте существ из разных цивилизаций.

Вместе с тем хочется подчеркнуть, как далек Рэй Бредбери от повторения посулов, которыми испокон веку церковь пыталась приглушить стремление человека к протесту против зла, расписывая чудеса загробного мира. В то время как религия пыталась привить человеку покорность судьбе, все, что делает Бредбери, направлено на то, чтобы пробудить в людях чувство протеста, просигналить об ожидающих их бедствиях и сказать: «Действуйте, пока не поздно!»

Разумеется, было бы крайне наивно толковать это как некую революционную программу, как сознательный призыв к организованному преобразованию общества. Бредбери, по-видимому, очень далек от понимания классовых сил в современном обществе. Его протест носит скорее всего стихийный, интуитивный характер. Интуиция художника нередко подсказывает ему очень точные суждения о многом, что не устраивает человека в окружающем его мире. Она движет его пером при создании проекции в будущее, которая должна предостеречь Человечество от ошибок и просчетов.

Почти каждая из его фантастических книг и новелл содержит элементы такого предостережения. О том, насколько постоянна и устойчива эта тревога Бредбери за будущее людей, говорят и произведения, написанные им в самое последнее время. Мы имеем в виду, скажем, три одноактные пьесы, поставленные в самом конце 1964 года в одном из театров Лос-Анжелеса. Наиболее выразительна, пожалуй, первая из них - «Вельд».

Откликнувшись на зазывные клики рекламы, американская супружеская пара приобретает за 30 тысяч долларов полностью автоматизированную детскую комнату для своих малышей - ведь «детям нужно все самое лучшее». Фирма, выпускающая эти комнаты, так и наименовала ее «Все для счастья». Сложная система проекционных аппаратов и всяческих приспособлений (разумеется, по последнему слову техники будущего) по желанию детей может мгновенно превращать детскую в любое место земного шара, приобретать любой вид. Но не сказочные сады влекут воображение детей механизированной эры. Их души ожесточены отсутствием в их жизни человеческой любви и тепла. По их велению комната превращается в сухую, выжженную солнцем тропическую пустошь - в африканский вельд. Они запирают в этой мрачной комнате собственных родителей, и те становятся жертвами разъяренных львов.