Марсианские рыцари. Романы

- Ты знаешь, как долго была здесь? - спросил я.

- Да, - ответила она, - позавчера меня продали сюда.

- Это было десять лет тому назад, - сказал я.

- Десять лет? Невозможно!

Я указал на трупы вокруг нас.

- Ты лежала, как они, десять лет, - объяснил я ей. - Здесь есть и такие, которые лежат уже пятьдесят лет. Так сказал мне Рас Тавас.

- Десять лет! Десять лет! Что могло случиться за десять лет! Лучше, как они, - она указала на тела. - Я боюсь возвращаться. Я не хочу узнать, что мой отец, а, возможно, и мать погибли. Лучше так. Позволь мне заснуть снова! Можно?

- Это решение остается за Рас Тавасом, - ответил я. - Но сейчас я здесь, чтобы наблюдать за тобой.

- Наблюдать меня?

- Изучать тебя, твои реакции.

- Я… что хорошего это даст?

- Это может дать кое-что хорошее миру…

- Это может дать твоему ужасному Рас Тавасу лишь кое-какие идеи по совершенствованию своей камеры пыток и новые способы выжимания денег из страданий жертв, - сказала она, и ее грубый голос погрустнел.

- Некоторые его работы полезны, - объяснил я ей. - Деньги, которые он делает, позволяют ему содержать это удивительное заведение, где он постоянно проводит бесчисленные эксперименты. Многие из его операций благодетельны. Вчера принесли воина с раздавленными руками. Рас Тавас дал ему новые руки. Принесли сумасшедшего с умом ребенка. Рас Тавас дал ему новый мозг. Руки и мозг были изъяты у двоих, умерших насильственной смертью. Они при помощи Рас Таваса послужили и после смерти своих хозяев, даруя счастье и жизнь другим.

Она задумалась на минуту.

- Я довольна, - сказала она. - Я только надеюсь, что наблюдать меня будешь ты!

Вскоре пришел Рас Тавас и осмотрел ее.

- Хороший объект, - похвалил он.

Он взглянул на табличку, куда я занес очень короткую запись вслед за другими. Конечно, это была скорее вольная трактовка определенного номера. Барсумцы не имеют алфавита, подобно нашему, и их системы исчисления очень отличаются от наших. Тринадцать знаков в земной записи выражаются четырьмя тунолианскими значками, означающими, тем не менее, то же самое в краткой форме - номер комнаты, стола и здания.

- Объект должен быть размещен около тебя, - где ты мог бы регулярно наблюдать ее, - продолжал Рас Тавас. - Это будет соседняя с тобой комната. Я прослежу, чтобы ее открыли. Когда не будешь проводить наблюдения, запирай ее.

Для него это было еще одно «Дело».

Я провел девушку, если можно так ее называть, в предназначенное ей помещение. По пути спросил ее имя, так как мне казалось излишне грубым обращаться к ней по номеру дела. Это я объяснил ей.

- Деликатно с твоей стороны, что ты подумал об этом, - сказала она. - Но, действительно, номер - это все, что осталось от меня здесь! Только еще один объект вивисекции…

- Ты для меня больше, чем номер, - сказал я ей. - Ты здесь не имеешь друзей и беспомощна. Я хочу услужить тебе - сделать твою долю легче настолько, насколько смогу.

- Еще раз спасибо, - сказала она. - Мое имя Валла Дайя. А твое?

- Рас Тавас зовет меня Вад Варс, - сказал я.

- Но это не твое имя?

- Мое имя Улисс Пакстон.

- Это странное имя, не похожее на любое, слышанное мною, но и ты не похож на любого человека, которого я когда-либо видела. Ты не похож на барсумца. Твой цвет не похож на цвет любой расы Барсума.

- Я не с Барсума, а с Земли, планеты, которую вы называете Джасум. Вот почему я отличаюсь обликом от любого, кого ты знала до этого.

- Джасум! Есть здесь другой джасумец, слава которого достигла самых отдаленных уголков Барсума, но я никогда его не видела.

- Джон Картер? - спросил я.

- Да! - Воскликнула девушка. - Военный владыка. Он в Гелиуме, но мои люди не находятся в дружественных отношениях с Гелиумом. Я никогда не могла понять, как он очутился здесь. И как же здесь оказался еще один человек с Джасума? Как ты пересек огромное расстояние, разделяющее планеты?

Я покачал головой.

- Не могу даже предположить, - сказал я.

- Джасум, должно быть, населен удивительными людьми, - сказала она.

Это был хороший комплимент.

- Так же как Барсум - прекрасными женщинами, - ответил я.

Ее взгляд скользнул по старому и сморщенному телу.

- Я видел тебя такой, какая ты была в действительности, - сказал я вежливо.

- Я с ненавистью думаю о своем лице, - сказала она. - Знаю, что оно отвратительное.

- Это не твое лицо. Помни об этом, когда смотришь на него, и не чувствуй себя плохо.

- И это достаточно плохо, - сказала она.

Я не ответил.

- Ничего, - сказала она. - Если бы я не имела душевной красоты, то я не была бы красивой, и безразлично, насколько совершенны черты моего лица. Но если я обладала красотой души, то она осталась у меня и сейчас. У меня могут быть прекрасные мысли, я могу совершать прекрасные дела, и это, я думаю, и есть истинное, в конце концов, испытание красоты.

- Есть надежда, - добавил я шепотом.

- Надежда? Нет. Надежды нет. Для тебя это средство внушить мне, что я смогу через некоторое время вернуть потерянную личность. Ты сказал достаточно, чтобы убедить меня в полнейшей безнадежности.