Марсианские войны - 1 (хроники Марса Сандерса)

Через неделю я стал растягивать тело. По вечерам после школы часа через два после ужина, я спускался во двор, подходил к стене дома и делал стойку на голове, подложив для мягкости куртку. Затем залезал на дерево и повисал на ветке метрах в двух над землей. Висел, считая сперва до тридцати, потом до пятидесяти, а когда слегка пообвык и спина перестала ныть, уже и до ста.

Жарко. Серая пыль и песок кружатся в воздухе, когда ветер дует с реки.

Я спрыгиваю с дерева и умываюсь у пожарного гидранта в углу двора. Опять выхожу на солнце, вытягиваюсь вверх, вставая на носки и тянусь всем телом с поднятыми над головой руками, медленно считая до двадцати. И так десять раз. Наклоны головы вбок – десять раз, стараясь достать ухом до плеча. Наклоны вперед, чтобы коснуться земли руками – двадцать раз. То же, но назад, чтобы коснуться пяток – еще двадцать. Закидываю ногу на нижнюю ветку дерева, получается чуть ниже уровня груди. Тридцать наклонов, меняю ногу.

Рядом с гидрантом крохотный цветник, обнесенный заборчиком. Его разбила тетя Роза, которая дружит с моей бабушкой. Заборчик невысокий, мне по плечо. Встаю спиной к калитке, закидываю на нее ладони, так что руки оказываются вывернутыми в плечах. Приседания пятнадцать раз.

Адово пекло в тени, на синем небе ни облачка, серая пыль ложится на потную шею и плечи.

Наклоны стоя, касаясь лбом коленей – двадцать раз. Здесь главное, как следует поджать шею, чтоб ткнуться в колени точно лбом.

У стены валяется старый матрац с торчащими пружинами. Там тень и там чуть прохладней. Валюсь на него и пару минут лежу неподвижно, слушая как кровь стучит в голове, затем заставляю себя встать. Сажусь прямо, одну ногу поджимаю под себя, другую вытягиваю. Наклоны к вытянутой ноге – двадцать раз. Меняю ногу. Точнее пытаюсь, но ее сводит судорога и приходится долго растирать, теряя время.

Лежа поднимаю ноги за голову. Коленями надо касаться лба, а пальцами – матраца за головой. Десять раз. Потом, когда я уже привык, я просто складывался в такой позе пополам и замирал, отсчитывая тридцать секунд, потом шестьдесят.

Переворачивался на живот, сгибал ноги и брался за лодыжки, поднимал голову, выгибал спину – кораблик, десять секунд. Тут же, без пауз - поза моления плюс кобра, пять раз. Сидя, ноги скрещены, руки в замок вытягиваю вверх, пять раз. Сидя наклоны, касаясь ладонями пальцев ног, а головой – коленей, десять раз. Лежа, поднимаю ноги за голову по уже известной схеме, десять раз.

Встаю. Вытягиваюсь всем телом вверх, как в самом начале, плюс наклоны, касаясь носом коленей – пауза в пять секунд, четыре раза. Падаю на матрац. Кобра сорок секунд, переворачиваюсь – березка сорок секунд. Лежа, поднимаю ноги за голову, замираю - двадцать секунд.

Встаю, развожу руки в стороны – наклоны через стороны к ногам, чтобы коснуться ладонью земли – пауза в пять секунд. По два раза в каждую сторону.

Опять ложусь на матрас – кобра вверх, вправо, влево, снова вверх – пять раз. Повисаю на ветке дерева – минута. Приседания на одной ноге, корпус наклонен вперед, руки в стороны, взгляд вперед – десять раз на каждую ногу.

Все. Падаю на матрас, придавленный духотой, пылью и своими усилиями. Встаю, ковыляю до гидранта, снова падаю.

Каждый второй, проходя через двор, крутит пальцем у виска или качает головой с улыбкой или без. Они не понимают, зачем это нужно. Они живут всю жизнь в своих убогих телах и совершенно не понимают, зачем это нужно. Пекло, пыль, нечем дышать, все нормальные люди спасаются от жары, только я изгибаюсь на старом грязном матраце, заворачивая голову к небу.

Это нормально. Для меня.

Что бы ты ни делал, всегда найдутся те, кто скажет, что ты молодец. Еще больше тех, кто скажет, что ты неудачник.

Ну и?..

Да ничего. Делай, что считаешь нужным, учись думать своей головой.

Чего я хотел? Да ничего особенного. Выжить. Выбраться отсюда. Заработать достаточно денег. Просто спокойной жизни и чтобы ничего не бояться. Чтобы все это было, надо быть сильным. Это очень просто, даже для десятилетнего человека.

Здоровое тело – это очень много. Здоровая голова – состояние. Грех было бы это не использовать и не тренировать. Одно время я не понимал, почему другие не делают то же самое. Потом перестал удивляться.

У ребят постарше были пушки. Старые, подержанные, но вполне рабочие. Они сбивались в банды, делили улицы, придумывали себе клички и нашивки, расписывали стены. Часть их погибала в уличных перестрелках, не дожив до двадцати, другие подсаживались на наркоту и тоже умирали, только медленнее.

В районе доков жил один парень – Бык МакДжи. Его считали отморозком, у него была своя банда и шесть приводов в полицию. Конечно, он был шпаной, никто из серьезных людей не захотел бы иметь с ним ни малейшего дела, но среди нас, подростков, его звериная тупость создала ему ореол крутизны и какой-то неуязвимости.