Минуты бегут, мы спорим, каждый надеется, что слова «повернем» или "полетим дальше" скажет не он. И все посматривают на меня: мол, ты капитан, ты и решай.
— Значит, возвращаемся? — спрашиваю.
Никто не говорит «да». Простого, короткого «да».
Никто не сказал: «Повернем». И мы летим дальше.
И — представь себе! — все повеселели. Даже врач шутит. А Сбоев стал показывать теневой театр. На гранях «мозга» в ярком отсвете солнца скачут, кувыркаются уморительные зайчата.
Похоже, Вика, это последний наш разговор. Солнце поймало нас. Ракета вдруг очутилась в участке искаженного пространства. Приборы захлебнулись от обилия новых сведений. Ни нам, ни «мозгу» теперь не определить, где же находится масса Солнца: вверху, внизу, слева, справа? Все смешалось, мы летим вслепую. Стоит астроплану снизиться на сотню-другую тысяч километров ниже расчетного потолка — в наших условиях дело десятка минут, — и мощности двигателя не хватит остановить падение.
Локаторы вышли из строя. Мы включили купол визуального обзора. Какая невероятная картина!
Пылающая мохнатая сфера, подернутая багровыми пеленами вокруг. Медленно ползущие белые пятна, отороченные волосками синего огня. Пламенный хаос и ад. Как завороженный, я делаю шаг к прозрачной стенке. Что со мной? Тело легче пылинки, в висках стучит кровь. Кажется, что сейчас упадешь в огонь.
— Гасите!
Это кричат мне. В глазах людей страх.
Какая сила у света! Прыгаю к панели управления. Моя прозрачная тень мелькает на потолке. Щелчок — и темнота, в которой робко набирают яркость лампочки.
Ощущение, как после сильного удара о землю. А ведь мы только смотрели. Смотрели сквозь фильтры на Солнце.
Хватит! Надо что-то предпринять: в таком состоянии мы не сможем найти выхода. У всех такое же самочувствие, как и у меня, если не хуже.
— А ну! — кричу и не узнаю собственного голоса. — Приказываю всем: голову вверх! Слышите: вверх! Для нас нет ничего невозможного, слышите! Включаю обзор. Всем смотреть, думать и искать выход!
И я опять включаю Солнце. Мы заглядываем в его недра. Оно сильно, но мы все же сильней. Это я вижу по лицам. В них ни кровинки, но мы кладем Друг другу руки на плечи, и нам становится легче. Кто сказал, что смотреть в Солнце страшно? Да, страшно, но можно.
— Достаточно, — говорю. — Есть выход. Дайте программу приборам: пусть ищут закономерности в прыжках силовых линий поля. Она должна быть. Найдем ее и дадим «мозгу» команду.
Приборы ведут битву без нас. Нет, неправда. Это наш приказ оживил зеленые волны электронных лучей, которые скрещиваются на экранах, как сабли воинов. Кто кого осилит: мы ли природу, она ли нас?
"Есть упоение в бою и в бездне мрачной на краю…" Поэту и не грезился, конечно, полет к звездам, черкесский резвый конь никак не походил на фотонную ракету. Но я жму твою руку, поэт, так что с хрустом ломается зажатое в твоих пальцах гусиное перо: ты писал о восторге борьбы, ты писал о нас!
Я верю, что привезу тебе и это письмо.
"В начале всего был хаос, — говорят мифы, — из хаоса произошли и земля и небо".
Была крупица истины в этих наивных мифах. Хаос, огненный хаос, где ни одна сила не дремлет, а все сплетены в клубок борений, — вот изначало материи. Из него произошло все: горы, растения, планеты, мы сами. И мы победили своего праотца.
Как? Мой рассказ, Вика, будет очень несвязным. Почему, суди сама.
Со стороны это выглядело так. Капитан (то есть я) стоял и смотрел на Солнце. Мы знали уже, что приборы не могут нам помочь: они не в состоянии разобраться. И внезапно капитан задал «мозгу» курс. Ускорение вдавило нас в кресла. Потом — нечто вроде обморока. Честно. Помню лишь, что я изо всех сил упирался ногами в пол, точно лишь усилий человека не хватало двигателям, чтобы вырвать корабль из объятий Солнца.
И в огненной пелене вдруг мелькнула чернота. Чернота космического неба, прохладная, спасительная.
Вот и все. Мало? Но для меня в эти минуты разверзлись вселенные. Такие, что любой рассказ о них будет ложью.
А внешне… Да, говорят, что внешне так оно и выглядело: очень неэффектно, просто и… необъяснимо. В старину такое пышно именовалось "чудесным избавлением". А что же было не внешне? Пытаюсь вспомнить и не могу. Почему я задал кораблю именно тот, единственно верный курс? Совсем откровенно: не знаю.
Нас учили верить автоматам и его командиру — "электронному мозгу". Правильно учили. «Мозг» соображает быстрее человека. Но чему было верить тогда? Я поверил своей интуиции, поверил в те тайные возможности человека, к которым в обычной обстановке мы склонны относиться с иронией и сомнением. А поверив, отдал команду. Дальнейшее ты знаешь. В ту минуту я не рассуждал и не колебался, я доверился себе, ибо другого выхода не было, хуже быть не могло.