Марсианский прибой

Даже в космосе, а уж на Земле тем более, они чувствовали наполненность времени. Десять минут, час - эти слова всегда что-то говорили уму. Сейчас ничего. Уже и такие понятия, как «меньше», «больше», теряли здесь смысл. Меньше чего? Больше чего? Как можно было ответить на эти вопросы в мире, где ничто не менялось и ничего не происходило, где солнце всегда стояло на месте, свет никогда не ослабевал, а любая точка пространства неизменно оставалась неподвижной! Как можно осознать течение времени, находясь, как бы быстро ни шел вездеход, в центре ровного круга, строго очерченного чернотой неба?

И еще - жара. Она проникала со светом, ее усиливало воображение - ведь за стенкой могло бы плавиться олово. Человеку не обязательно требуется бросить взгляд на солнце, чтобы ощутить боль в глазах. Достаточно в кромешной темноте представить солнце.

Однако Бааде не поворачивал руля, а Шумерин не возражал против бездумного бега в огонь. Жадное, почти гипнотическое стремление видеть, видеть: а что будет дальше, - растворялось в прострации безвременья.

И вездеход, а в нем застывший у руля Бааде, застывший рядом Шумерин летели вперед, углубляясь все дальше в сверкающую бесконечность.

- Генрих, Миша, куда вы так далеко? Встревоженный голос Полынова в динамике точно разбудил их от сна.

Они задвигались, Шумерин глянул на счетчик спидометра и выругался.

- Ничего, Яша, сейчас поворачиваем, все в порядке! - прокричал он в микрофон.

- Хорошо, - слова почти тонули в треске помех. - А то я слежу за пеленгом и никак не возьму в толк, почему вы лезете в пекло против расчетного маршрута.

Шумерин хотел ответить, что это вышло невольно, но сдержался: психологу лишь дай повод - вцепится.

- Нет, нет, Яша, все в порядке. Просто очень интересно. Потом расскажу.

Он выключил связь.

- Знаешь, - сказал Бааде, круто разворачивая машину, - я человек трезвого склада. Все эти эмоции у меня вот где, - он сжал кулак. - Но сейчас мне вспомнилось…

- Что?

- Как я мальчишкой в деревне ходил на лыжах. Заберемся далеко-далеко, снег слепит, кругом голо, пусто, холодно, и местность уже незнакомая, и дома ждут, беспокоятся, а все тянет вперед… Ну же, еще десять шагов, еще сто… Глупо, боязно, не нужно, а идешь. И жутко и, ах, как славно. Почему так?

- Спроси у Полынова. Он специалист и с радостью покопается в твоих переживаниях.

- Наших, Миша, наших!

Теперь обрубленная тень вездехода бежала впереди них. Словно привязанная к колесам яма, словно черный провал без дна и стенок.

- Она действует мне на нервы, - наконец пожаловался Бааде. - И еще это противное мерцание…

Внезапно - механик даже притормозил - небосвод колыхнулся, как занавес, пошел складками. Звезды дрогнули, сбиваясь в кучи. Упругие складки налились белесым светом и, точно под его тяжестью, вдруг лопнули, бросив вниз жидкие ручьи сияния.

Перемена свершилась за несколько секунд.

- Полярное сияние? - спросил Шумерин.

- Похоже, - Бааде бросил взгляд на табло приборов. - Так оно и есть.

- На Земле оно, пожалуй, эффектней.

- Точно.

Шумерин ждал игры красок, багровых сполохов, праздничного хоровода, но с неба по-прежнему лился молочный свет, холодный и ровный, как свечение газосветной трубки. От него на душе становилось неуютно и холодно, как ненастным утром, глядящим в окно неприбранной комнаты. «И никуда ты не уйдешь от Земли, - подумалось Шумерину, - от ее воспоминаний, окрашивающих все и вся».

Сияние потихоньку меркло.

И снова начался бег через жару, под черным небом, единоборство с тенью, сухостью губ, дрожание света. Однообразие нагоняло сон, тем более что взгляду было утомительно бороться с призрачным движением воздуха, искажающим перспективу подобно неровному стеклу. Напрасно Шумерин стыдил себя: «Я же на Меркурии, все, что я вижу здесь, - впервые…» Физиология брала свое.

…Толчок, удар локтем, крик Бааде. Сердце быстро заколотилось, как это бывает при резком переходе от полусна к тревоге.

- Там, там… - шептал Бааде.

- Что там? - зло спросил Шумерин, потирая локоть.

Бааде показал. Посреди слепящей равнины стоял концертный рояль.

Шумерин замотал головой. Потом достал термос, набрал в ладонь воды и плеснул себе в лицо.

Рояль не исчез. Нестерпимо сверкали его лакированные бока, крышка была приподнята, клавиши словно ждали прикосновения пальцев.

- Он… появился сразу? - решился, наконец, спросить Шумерин.

- Нет, из пятна… Я думал, мне померещилось…

- Ну и?..

- Этого не может быть.

- Сам знаю! Но кто из нас сошел с ума: мы или Меркурий?

- Подъедем ближе.

- Только осторожно.

Шумерин ждал, что с приближением рояль исчезнет. Но ничего не происходило. Плыл горизонт, перед глазами мельтешило белесое марево, и в нем незыблемо стоял призрак рояля.

- Надо выйти, - сказал Бааде.

- А ты не боишься?

В ответ он услышал хмыканье.

Они надвинули шлемы и вышли. Тотчас Шумерина потянуло назад. - ерная пропасть неба над головой, огненный камень внизу, а посредине - то, чего быть не могло: концертный рояль. Шумерин прикусил губу и сделал шаг вперед.