Март, последняя лыжня

Зорька ела, поглядывала на бабушку, на Данилку и на свое непоседливое потомство.

Зорька была красивой собакой, серая, с белыми и черными пятнами, с вислыми черными ушами, со светлыми бровями и черным, всегда влажным носом. Длинная волнистая и шелковистая шерсть покрывала ее, и Данилка любил выбирать из нее застрявшие репьи. Она была на редкость чистоплотна. Мать Данилки, которая не терпела никаких собак, Зорьку пускала даже в чистую горницу.

Какое прекрасное было тогда утро! Какой подарок преподнесла всем Зорька! А теперь она лежит под свежим холмиком желтой глины. Горько-горько на сердце у Данилки, и он никак не может понять: зачем убили Зорьку?

КОЛОДЕЦ

По вечерам хорошо гонять на коньках по улице. Дорога свободна — ни лошадей, ни машин.

В тот вечер докатались допоздна. Уже вся орава деревенских мальчишек разбежалась по домам, а Данилка с Андрейкой все еще носились по укатанной, поблескивающей в лунном свете дороге. Когда собрались домой, Андрейка предложил:

— Давай наперегонки.

— Давай, — охотно согласился Данилка, потому как знал, что не Андрейке тягаться с ним.

У Данилки коньки магазинные — недавно отец привез из города, — настоящие «снегурки» с загнутыми носами, на зависть всем деревенским мальчишкам, а у Андрейки — самодельные, деревяшки, выструганные из полена и понизу железкой обиты. Вместе их ладили. А теперь Андрейка собирается тягаться в скорости.

Мальчишки рванули с места, через три-четыре маха Данилка обогнал своего дружка.

— Не считова, — сказал тот, шмыгая носом. — У меня нога подвернулась.

Данилка знал, что Андрейка врет безбожно, но сделал вид, что поверил, и предложил великодушно:

— Давай сначала.

Они снова рванулись вперед, и опять Данилка в два счета обставил Андрейку.

— И теперь не считова?

— Не считова, — буркнул Андрейка. — У тебя — купленные, а мои — нет. Ты мне дай первому побежать, а потом ты, когда я отбегу.

Не очень-то хотелось соревноваться на таких условиях, но Данилка понимал, что Андрейка прав, и дал ему отбежать несколько метров, а потом припустил вслед и опять обогнал.

— Если бы у меня были магазинные, нипочем бы не догнал, — заявил Андрейка.

— Давай еще раз, — предложил Данилка. — Еще дальше отбегай.

Они упарились, пока гонялись наперегонки.

— Пить хочу, — сказал Андрейка и покатил в глухой переулок, в котором был колодец.

Пить хотелось и Данилке, притом он чувствовал, что давно истекло время его возвращения домой, и поэтому еще больше оттягивал час, когда должен был предстать перед матерью. Он надеялся, что к тому времени вернется отец из райисполкома и, глядишь, расплата пройдет мимо.

Переулок выходил в поле, смутно синеющее снегами. В окнах уже не светились огни — сельский люд полег спать, — и ребята шли сугробами мимо темных домов и плетней, занесенных по самый верх. Когда пришли в конец переулка, где был колодец, им стало немножко не по себе от мглы притаившегося пустынного поля, от таинственного посвиста вольного ветра, от близости огромного и невидимого в темноте простора. В черном, редко утыканном звездами небе низко висела отяжелевшая луна.

Андрейка подошел к колодцу первым. Колодезный сруб обледенел, бадья была опущена. Ребята стали крутить ручку ворота и легко вытащили деревянную обмерзшую бадью, но она оказалась без воды. Снизу, из черной глубины, донесло стон. Данилка почувствовал, как в животе у него стало прохладно и пусто. Андрейка мыкнул телком и громко лязгнул зубами.

От колодца они мчались со скоростью паровоза, не чуя под собою ног. Из-под самодельных Андрейкиных коньков летели синие искры, и Данилка никак не мог его догнать на своих магазинных «снегурках». Опомнились дружки на главной улице, возле сельпо.

— А-а?! — спросил Данилка.

Андрейка дико посмотрел на него и, заикаясь, выдохнул:

— Об-оборотень!

Данилка засомневался, памятуя отцовы слова, что нету на свете никаких оборотней, никакой нечистой силы, кроме кулаков и буржуев.

— Послышалось, — сказал он. — Какой оборотень?

— Может, поблазнилось, — нерешительно согласился Андрейка.

— Ну да, почудилось. Ветер это гудел, — стоял на своем Данилка. — Пойдем напьемся.

— Ты чо, ты чо! — Андрейка замахал руками.

Но Данилку уже распирало от собственной решимости, ему очень хотелось показаться дружку храбрым. Возле сельпо, на крыльце которого сидел ночной сторож дед Кузьма, Данилке и впрямь было не страшно. Правда, теперь ему совсем расхотелось пить, и втайне он желал, чтобы Андрейка не согласился возвращаться к колодцу, но все же продолжал настаивать на своем, потому что слово — не воробей, вылетит — не поймаешь. Андрейка, к разочарованию Данилки, оказался мягкотелым, не оправдал надежд и согласился идти, правда выторговав себе место позади Данилки.

Они подошли к колодцу, замирая и вздрагивая от собственных шагов.

Прислушались.

Тихо.

Только ветер пошумливает в степи. У Данилки отлегло от сердца, он с усмешкой сказал:

— Ну вот, видал! Никого нету.

— Ага, — согласился Андрейка не очень уверенно, с опаской поглядывая по сторонам.

— Хочешь, я в колодец крикну? — Данилка совсем распалился от собственной храбрости.