Март, последняя лыжня

И тут Данилка увидел, как от ворот прямо во весь рост идет его отец с наганом в руке. Все замерли. Сизый приподнялся из сугроба и выстрелил. С Данилкиного отца слетела шапка.

— Не подходи! Слышь, не подходи, Гришка, убью! — срываясь с высокой ноты, закричал Сизый.

Наступила мертвая тишина, и в этом жутком безмолвии раздался негромкий твердый голос Данилкиного отца.

— Бросай оружие, Иван! Ты окружен!

Сизый заматерился, кинул вокруг затравленный взгляд и снова, злобно ощерясь, поднял наган. У Данилки оборвалось сердце.

— Папка! — закричал он. — Папка!

Отец вздрогнул, остановился и глянул по сторонам, определяя, откуда кричит сын. А Сизый медленно и неотвратимо поднимал наган.

Так навсегда и застыла в памяти Данилки эта картина: стоит отец во весь рост, открытый всем пулям; поднимает наган Сизый; оцепеневшие люди у плетней; и уже никто не в силах помочь Данилкиному отцу.

Данилка понял, что сейчас произойдет что-то страшное и он виновен в этом. От ужаса он оглох и только видел, как враз бросились все милиционеры к Сизому, как крупно шагнул отец вперед, и вдруг ворвался в уши высокий крик какой-то заголосившей бабы. И тут случилось непонятное. Сизый вскочил и кинулся, прихрамывая, к Андрейке, появившемуся возле крыльца, схватил его в охапку и, прикрываясь им как щитом, стал отступать к пригону. Данилка застыл от изумления: откуда там оказался Андрейка, ведь он только что был рядом, на крыше?

Сизый отступал к дверям пригона и отстреливался, а в него никто не стрелял, боясь попасть в мальчишку. И тут все увидели, как быстро вскинул наган Данилкин отец. Щелкнул выстрел, и Сизый вместе с Андрейкой упал. Со всех сторон набежали милиционеры и заслонили Сизого и Андрейку. С крыши не стало видно, что там делается. Данилку колотила крупная дрожь, он всхлипывал, и никто из мальчишек не смеялся над ним.

Потом ребята ходили к тому месту. Снег был перетолочен, как в ступе, и грязен, а там, куда упал Сизый, была вмятина в сугробе. Она успела уже подтаять на весеннем солнце. Края покрылись тоненькими льдинками и красиво блестели, а кругом были раскинуты красные пятна, будто кто раздавил на снегу калину. Мальчишки не сразу поняли, что это кровь, а когда догадались, им стало не по себе, и они побыстрее ушли.

Еще остались вмятины на снегу от двух милиционеров, но подходить к ним близко мальчишки не стали. Они уселись на солнцепеке за пригоном и молчали. Казалось, будто и солнышко светит не так, как час назад, когда шли они из школы. Холодно стало. Ребята сидели на бревне и дрожали.

— Ты зачем туда полез-то? — спросил Ромка Андрейку.

— Хотел поближе посмотреть, — признался Андрейка. — Я за сараями проскочил. Он меня за горло схватил.

Андрейка все еще был белым от пережитого и зябко вздрагивал.

А поздно вечером, когда Данилка уже лежал в постели, пришел домой отец. Он попросил у матери поужинать и выпить. Данилка слышал, как отец на кухне выпил, крякнул и глухо произнес:

— Убил я его.

— Знаю, — тихо отозвалась мать и звякнула посудой. — А если б в Андрейку попал?

Сизый… отстреливался, а в него никто не стрелял, боясь попасть в мальчишку.

— Не попал бы, — твердо сказал отец. — Бывают случаи, когда промахиваться нельзя.

Он опять выпил, тяжело вздохнул.

— Убил я его, — глухо повторил отец. — Смотрю, красивый такой лежит. И жалость во мне родилась. Аж зло взяло! Понимаешь, жалость. В парнях ведь вместе ходили. За тобой вот ухаживал. Могла ведь ты за него выйти…

— Могла, — как эхо, отозвалась мать.

Данилка не видел их, но представил, как мать сейчас стоит, подперев рукой подбородок. Она любила так стоять.

— Могла бы, — сказал отец. — Выпью-ка я еще.

— Хватит, Гриша. Не зальешь сердце вином.

Отец все-таки выпил, хрустнул соленым огурцом. А Данилка вдруг вспомнил рассказ матери о том, как ее хотели выдать за богача. Приезжали сватать, а она убежала за пригон, скинула там валенки и стояла босая на снегу, чтоб захворать и не идти замуж за нелюбимого. Ее все же просватали, но она и впрямь заболела воспалением легких и пролежала до весны. А весною на Алтае заварушка началась — не до свадеб стало. Поднялся народ против богачей. Теперь понял Данилка, что жених тот богатый — Сизый.

Как только додумался до этого Данилка, так похолодел. Ведь Сизый был бы его отцом! Если бы мать вышла замуж за Сизого, то он стал бы отцом Данилки! А как же папка тогда? Папка один бы остался, без матери и без Данилки?