Башня совсем новая и блестящая, ее округлые бока такие гладкие, что колючие мартовские снежинки и сажа автомобильных выхлопов не задерживаются на их поверхности ни на полсекунды, а летят дальше и оседают на кустах и прохожих. Высоко-высоко, на самом верху, горят гигантские красные буквы – ВОСХОЖДЕНИЕ. Их видно от метро, от предыдущего метро и от предпредыдущего метро, так что, если захочется прогуляться, можно выйти на две остановки раньше и держать курс на висящие над городом буквы – не заблудишься.
После того как я не дождалась маму в прошлый раз, и стало ясно, что раньше одиннадцати она приезжать домой не будет, мы решили попробовать встретиться у нее на работе. Она сказала мне адрес, я погуглила маршрут, вышла на две остановки раньше и прошла остаток пути до башни пешком, чтобы убить время. Дойдя до подножия этой гигантской мензурки, я обошла ее кругом, задрав голову и глазея на передвижения крошечных человечков на ее этажах. Времени у меня по-прежнему оставался вагон – я приехала слишком рано. Сделав два круга, я промерзла до костей на пронизывающем ветру – вокруг башни явно образовывались возмущенные аэродинамические потоки. И хотя меня пугала перспектива торчать на первом этаже перед охранниками в ожидании мамы, я все-таки решила войти внутрь. В конце концов, всегда можно уткнуться в Уголовный кодекс.
20
– Кем ты хочешь быть? – переспросил папа, поднимая глаза от иглы.
Он сидел на кухне со своими серыми штанами и пытался зашить дыру на коленке. Это были его любимые штаны – и единственные, в которых он походил на приличного человека. Нитки он взял почему-то черные и стежки делал почему-то очень большие.
– Так кем ты хочешь, я не расслышал? – повторил папа, дергая запутавшуюся нитку.
Нитка запуталась окончательно.
– Адвокатом, – сказала я, не отводя глаз от папиного шитья. – Буду защищать людей в суде.
– Замечательная профессия! – одобрил папа и стал перегрызать нитку зубами.
Я взяла ножницы, пощелкала ими, чтобы привлечь его внимание, и показала жестом, что хочу отрезать ими нитку.
– Как думаешь, с чего мне начать? – спросила я, забирая у папы иголку и штаны. – Можно я немножко это распущу и сделаю потоньше? – Я указала на черные стежки.
– Да-да, конечно, – спохватился папа.
На столе стояла картонная коробка с нитками, я пошарила в ней и нашла серые.
– Так с чего мне начать, если я хочу быть адвокатом? – повторила я.
– Поступить на юридический… – начал папа, но я его перебила.
– Это я знаю! Что мне делать прямо сейчас?
Папа замолчал и стал глядеть на меня и улыбаться. Я нахмурилась и принялась сосредоточенно зашивать его штаны.
– Возьми в библиотеке Декларацию прав человека и Конституцию Российской Федерации для начала, – предложил папа. Потом нагнулся, посмотрел внимательно на мои стежки и сказал: – Отличная работа. Я бы так не смог.
21
Когда я была маленькая, я хотела быть: солдатом, ветеринаром, художником, киберспортсменом и развозчиком пиццы. Но последние года четыре у меня в голове на этот счет стало пусто – я понятия не имела, кем мне стать и куда идти после школы. Мама начала проявлять беспокойство и придумывать мне подходящую карьеру, чтобы не дай бог не искусство и не гуманитарные науки («Посмотри на нас с папой, где мы оказались!»), а что-нибудь востребованное – то есть такое, за что всегда заплатят. Меня ее прожекты неимоверно злили, она обращалась со мной как с наивным и не способным ни на что валенком, и от этой злости и сомнений – валенок я или нет – в голове пустело еще больше. Когда я перебралась к папе с бабушкой, меня это валеночное чувство немного отпустило, я начала смотреть по сторонам, что в данном случае означало – в папин ноутбук, а там у него было полно новостей про то, как кого-то без вины пытаются посадить и его защищают адвокаты. Маме я пока ничего не сказала. Когда я пришла в районную библиотеку и попросила Декларацию прав человека и Конституцию, там их не оказалось, зато был Уголовный кодекс в красной как клюква обложке, и я взяла его.
22
Вращающиеся двери протолкнули меня в нагретое и ярко освещенное фойе на первом этаже башни. Справа – три бежевые кадки с неизвестными мне тонкими деревьями, под кадками бежевые пластиковые стулья. Слева – кофейная стойка, за стойкой бородатый продавец в клетчатой рубашке и с круглыми глазами, похож на карпа. Прямо по курсу – позолоченные турникеты, перед турникетами прохаживаются два охранника в голубых форменных рубашках. В противоположность бородатому карпу они гладко выбриты, идеально пострижены и широкоплечи. Я потопталась, оглядываясь, потом тихо отступила к деревьям и набрала мамин номер.
– Уже?! – воскликнула мама и велела ждать ее на месте.