Мартин Борман: «серый кардинал» III рейха

Днем 10 ноября Геббельс получил донесение о том, что среди пострадавших евреев есть убитые и что ситуация может выйти из-под контроля, если не предпринять срочных мер. Рейхсминистр пропаганды распорядился, чтобы обозреватели, готовившие сообщения о погромах, ни словом не обмолвились об убийствах, поскольку это неизбежно привело бы к новым тысячам жертв в ближайшие дни. [212]

Сначала Борман выжидал, позволяя волне террора набрать силу. Лишь в третьем часу ночи он приказал сотрудникам своего штаба срочно разослать гауляйтерам распоряжение, запрещавшее поджигать магазины евреев: в отличие от синагог в магазинах находились драгоценности и ценные товары, которые не следовало бездумно уничтожать накануне неудержимо надвигавшейся войны. В дневнике Бормана эта дата отмечена лишь кратким описанием торжественной церемонии, а страничка следующего дня и вовсе осталась пустой. Что ж, рейхсляйтер НСДАП еще раз подтвердил свое мастерство, не оставив документальных подтверждений своей причастности к организации небывалой по размаху акции геноцида. Он не завидовал Геббельсу, которому Гитлер отвел в этом спектакле роль фигуры переднего плана: рейхсминистр пропаганды стремился обелить себя после скандальной любовной интрижки с Лидой Бааровой. Всего три недели минуло с тех пор, когда только личное вмешательство фюрера (и Борман при сем присутствовал) спасло семью Геббельса от развода.

10 ноября гауляйтеру Дассау Рудольфу Йордану, приглашенному в Мюнхен на празднества, сообщили, что рейхсляйтер Бух намерен возбудить в партийном суде дело против всех участников погрома. Внутри НСДАП считали, что судья хватил чересчур, но остановить истового фанатика правопорядка не представлялось возможным. На заклание ему выдали группу наиболее жестоких и неумелых бандитов. В течение нескольких недель особый еврейский сенат рассматривал шестнадцать случаев откровенно зверских расправ. Из тридцати членов НСДАП, оказавшихся в числе подозреваемых, четверо были исключены из партии и взяты под стражу — но не за избиение и изнасилование женщин (в числе жертв была тринадцатилетняя школьница), а за совершение расового преступления: совокупляясь с еврейками, они [213] оскверняли германскую расу! Еще двое получили партийные взыскания и были понижены в должности за соучастие в зверских убийствах. Остальные обвиняемые, тоже замешанные в убийствах, согласно заключительному приговору, освобождались от ответственности или получили минимальные условные сроки. Это означало, что они стали неподсудными для государственной системы юстиции.

Тем не менее Гитлер и его ближайшие сподручные едва сдерживали гнев, читая заключение Буха. Как оказалось, верховный судья вынес оправдательные приговоры, исходя из предпосылки, что нельзя отправлять на виселицу бандита-подчиненного, не осудив бандита-главаря. Юридически невиновность второго является оправданием первого. Таким образом, в отчете Буха содержалось признание того факта, что главная вина лежит на лидерах партии. Заключение суда гласило, что «организаторы, очевидно, предвидели результаты операции». Если кого-то следовало наказать за случившееся, то на скамье подсудимых в первую очередь должны были оказаться именно вдохновители акции. Нет смысла говорить, что этого не случилось.

10 ноября, когда немцы пребывали в шоке, узнав о размахе ночной расправы, учиненной по указанию высших политических кругов, Борман — по распоряжению фюрера — отправил письмо Герингу. Гитлер предпочел остаться в стороне от трагических событий, поручив Герингу разобраться с еврейским вопросом и «так или иначе уладить эту проблему».

12 ноября состоялось совещание, на котором присутствовали все ответственные лица, кого в той или иной мере касались прокатившиеся по стране погромы: Геринг, Геббельс, министр экономики Вальтер Функ, министр финансов граф Лутц Шверин фон Крозиг, несколько государственных секретарей, шеф службы безопасности Рейнхард Гейдрих и представители [214] министерства воздушного транспорта. Они обсуждали методы и средства, которые позволили бы... лишить евреев собственности! И вообще следовало договориться, что делать с ними потом.

А Гитлер и Борман провели день в Бергхофе, уединившись для спокойной и откровенной беседы о сложившейся ситуации. Через два дня они прилетели в Дюссельдорф на похороны посла, убитого в Париже. Вопреки обыкновению, Гитлер не стал произносить пространных речей и хранил молчание в течение всей траурной церемонии.

Теперь первоочередными становились проблемы иного рода. 10 ноября, когда не спал еще накал погромов, Гитлер обратился к руководителям издательств и средств радиовещания с не подлежащим опубликованию посланием, подготавливая их к грядущим событиям. Заявив о своей приверженности миру, он подчеркнул, что некоторых целей можно добиться только с применением силы. Следовало подготовить немецкий народ к такому развитию событий, то есть к войне. Этой кампании фюрер решил посвятить серию выступлений в разных городах страны в течение первой недели декабря.