Мартин Борман: «серый кардинал» III рейха

Борман отмечал в дневнике и главные этапы строительной эпопеи в Оберзальцберге. Так, 30 сентября 1936 года он записал: «Фюрер одобрил проект чайной». [179] Это строение, получившее название Келынтейн, находилось в пятидесяти минутах ходьбы от Бергхофа, и все последующие годы Гитлер любил прогуляться туда после ленча в компании избранных соратников. Поскольку чайная находилась на приличном удалении, такие прогулки позволяли Борману часто вести с фюрером беседы наедине. Более обстоятельные обсуждения происходили во время поездок на автомобиле к Хинтерзее — озеру у подножия горы Хохкальтер. Борман не поверял дневнику содержание своих разговоров с Гитлером — секретные сведения он держал в голове или хранил в сейфе, а упоминания о темах бесед со специалистами по текущим проблемам строительства вполне допускались. Датой 3 ноября того же года помечена запись «М. Б. советовался с герром Тодтом о строительстве дороги до Кельштейна». Проектировщика автобанов Тодта привлекли для обсуждения наиболее экстравагантной затеи: Борману требовалось заключение эксперта относительно возможности создания тоннеля для шоссе. Сей проект предназначался в подарок Гитлеру ко дню рождения. Кстати, прежде Борман сделал подарок самому себе, взяв под собственный контроль ферму при Оберзальцберге.

Во времена, когда землевладельцев призывали увеличивать урожай, а нацистские организации проводили рейды по сбору отбросов на корм свиней, поля и пастбища Оберзальцберга не должны были оставаться вне сельскохозяйственного оборота. Прежний управляющий фермы, дипломированный специалист, не смог на практике доказать свои способности. Конечно, его трудно винить: каменистая почва и климатические условия, недостаточно благоприятные для сельскохозяйственных культур, создавали объективные трудности. На ферме насчитывалось восемьдесят голов крупного рогатого скота и сотня свиней, но собранный урожай [180] оказывался столь малым, что большую часть необходимых кормов приходилось закупать, особенно для конного завода, где содержали более шестидесяти кобыл хафлингера (порода южнотирольских горных лошадей).

Гитлер фактически не интересовался состоянием дел фермы. Однажды, когда Борман похвально отозвался о чистоплотности свиней, Гитлер усмехнулся и изрек с характерным для него саркастическим юмором (ответить на его шутки никто не осмеливался): «Надеюсь, их каждое утро моют мылом и освежают одеколоном». Борман же не только не чувствовал себя осмеянным, но почитал за честь служить мишенью для колкостей диктатора. Но в день, когда Гитлеру взбрело на ум лично ознакомиться с гроссбухом фермы, он испытал несколько крайне волнительных минут, напряженно ожидая приговора, пока фюрер изучал цифры. Наконец Гитлер заключил: «Замечательно! Не так дорого, как я полагал: литр молока обходится мне всего в пять марок». Местные же молочники продавали молоко по двадцать марок за литр.

В дальнейшем Борман заведовал работой фермы бесконтрольно. В целом она не приносила ему прибыли и была предназначена для самообеспечения Оберзальцберга. Борман установил теплицы, позволявшие круглый год снабжать Бергхоф цветами и свежими овощами. Некоторые трудности пришлось преодолеть, чтобы наладить обеспечение грибами и медом. Для выращивания грибов он приспособил погреба пивоваренного завода в Бад-Рейхенхалле и устроил поблизости пасеку с сотнями ульев. Пчеловодство увлекло Бормана, и он уделял этому занятию немало времени. Всю зиму специально нанятый пчеловод, для которого построили отдельный домик, подкармливал пчел сахаром. Единственным доходным делом на ферме оказалась давильня сидра. [181] Впрочем, это производство было сезонным, а из фруктовых деревьев в Оберзальцберге имелись только яблони.

Пожалуй, более успешно Борман действовал в качестве мажордома. Гитлер любил приглашать иностранных гостей в свою загородную резиденцию, и обеспечение приема возлагалось на Бормана. Эрих Кемпка вспоминал, что «Борман то был со всеми грубовато-доброжелателен, то набрасывался на подчиненных с небывалой беспощадностью. Вспышки гнева выражались в приступах безудержной ярости, и в такие минуты казалось, что он действительно спятил».