— Я хотел бы, чтобы вы перепечатали мне ее на машинке, — сказал он. — Вы это делаете в тысячу раз лучше всякого профессионала. А теперь я дам вам совет. — Он вытащил из бокового кармана пальто большую рукопись. — Вот ваш «Позор солнца». Я прочел его, и не раз, а два, три раза: это самый большой комплимент, который я могу вам сделать. После того, что вы сказали про «Эфемериду», я должен молчать. Но одно я скажу: когда «Позор солнца» будет напечатан, он произведет сенсацию. Он вызовет споры, и эта реклама даст вам тысячи долларов.
Мартин засмеялся.
— Я полагаю, что вы посоветуете мне предложить эту вещь журналам.
— Ни в коем случае, если вам хочется видеть ее напечатанной. Предложите ее первоклассным издательским фирмам. Рецензент какого-нибудь издательства может оказаться настолько сумасшедшим или настолько пьяным, что даст о ней благоприятный отзыв. Вы прочли множество книг. Они переварились в вашей голове, как в реторте алхимика, и все это вылилось в «Позоре солнца». Наступит день, когда Мартин Иден будет знаменит, и не малой долей своей славы он будет обязан этому произведению. Следовательно, вы должны найти издателя, и чем скорее, тем лучше.
Бриссенден в этот вечер отправился домой поздно. Уже, став на подножку трамвая, он вдруг круто повернулся к Мартину и сунул ему в руку маленький, измятый, свернутый в комок, клочок бумаги.
— Вот, возьмите это, — сказал он. — Я был сегодня на скачках, и мне повезло.
Раздался звонок; трамвай тронулся. Мартин пошел домой, недоумевая, что это за грязный и засаленный обрывок бумаги он держит в кулаке. Вернувшись в свою комнату, он развернул бумажку, и оказалось, что это банковый билет в сто долларов. Он нисколько не смутился и воспользовался этими деньгами. Он знал, что у его друга их много; к тому же он твердо верил, что успех даст ему возможность возвратить Бриссендену эти сто долларов. Утром он заплатил по всем счетам, дал Марии денег за три месяца вперед за комнату и выкупил все заложенные вещи. Далее он купил свадебный подарок для Мэриен и более простые рождественские подарки для Рут и Гертруды. И, наконец, на оставшуюся у него сумму он повез все семейство Сильва в Окленд.
Наконец-то он исполнил свое обещание; правда, с опозданием на год, но все-таки исполнил; последний, самый маленький Сильва получил пару башмаков, так же, как и сама Мария. Появились еще рожки и куклы, и всевозможные игрушки, и мешки с конфетками и орехами; у детей руки были полны подарков.
Он встретил Рут и ее мать; они столкнулись, когда он, вместе с Марией и следовавшей за ними по пятам необыкновенной процессией, входил в кондитерскую в поисках самого большого леденца, который можно было достать. Миссис Морз была шокирована. Даже Рут была возмущена: она всегда обращала внимание на внешние приличия, а вид ее жениха рядом с Марией, во главе этой ватаги оборванцев-португальцев, представлял далеко не утонченное зрелище. Но не это так сильно укололо ее: она решила, что Мартин совершенно лишен гордости и уважения к себе. Она увидела в этом инциденте доказательство того, что Мартин не в состоянии отрешиться от своего происхождения и подняться над своей средой, и это для нее было хуже всего. Так бесстыдно щеголять перед лицом общества, ее общества, своим происхождением — это было уже слишком. Хотя ее помолвка с Мартином и держалась в тайне, их продолжительная близость дала повод для сплетен; в кондитерской было несколько их знакомых, украдкой поглядывавших на ее жениха и его свиту. Рут не хватало свободной и уверенной широты взглядов Мартина, и она не могла стать выше своей среды. Этот случай задел ее за живое, и свойственная ей чувствительность заставляла ее трепетать от стыда. Поэтому, когда Мартин пришел к ней, купленный для нее подарок так и остался у него в кармане: он решил отдать его ей в другой раз, дождавшись более удобного случая. Рут в слезах — горячих, гневных слезах, — потрясла его. Ее страдания убедили его, что он грубое, бесчувственное животное, хотя в душе все-таки никак не мог понять, в чем же дело. Ему и в голову не приходило стыдиться людей своего круга, а факт покупки семейству Сильва рождественских подарков не мог, как ему казалось, означать неуважения и невнимания к Рут. Все-таки он понял, что расстроило Рут, когда она ему все объяснила, но он счел это за женскую слабость — ведь этим страдают все женщины, и даже лучшие из них.
Глава XXXVI
— Пойдемте, я покажу вам «настоящую грязь», — сказал Бриссенден в один из январских вечеров.
Они пообедали вместе в Сан-Франциско и возвращались в Окленд. Когда они уже ожидали паром, Бриссендену вдруг пришла фантазия показать Мартину «настоящую грязь». Он повернул и очень быстро, почти бегом, понесся вдоль набережной, словно призрак-скелет в своем развевающемся пальто. Мартин едва поспевал за ним. Бриссенден купил две больших, оплетенных соломой, бутылки старого портвейна и, держа по одной в каждой руке, вскочил в трамвай вместе со следовавшим за ним по пятам Мартином, нагруженным несколькими бутылками виски.