Это восклицание машинально вырвалось у него: ему так часто приходилось его произносить при подобных встречах. Он не мог промолчать — его широкая натура и доброта не позволяли ему этого. Черноглазая девушка приветствовала его улыбкой, в которой выражалось удовольствие; по-видимому, она собиралась остановиться. Подруга ее, шедшая с ней под руку, захихикала и тоже замедлила шаг. Мартин начал быстро соображать. Нельзя допустить, чтобы Рут, выходя, увидела его в этой компании. Он спокойно повернулся и пошел рядом с черноглазой. Он не испытывал ни малейшей неловкости и сразу нашел, о чем заговорить. Тут он чувствовал себя как дома: он всегда был мастером вести пересыпанный остротами и жаргонными словечками разговор, обычно служащий предисловием к быстро завязываемому знакомству. На углу, когда большая часть толпы направилась на главную улицу, он хотел свернуть в сторону. Но черноглазая уцепилась за его руку и пошла за ним, увлекая за собой подругу.
— Стойте-ка, Билл! Куда это вас понесло? Вы что же это — так сразу хотите бросить нас?
Он остановился и, засмеявшись, обернулся к ним. Позади них, при свете фонарей, двигалась толпа. Там же, где стоял он, было не так светло: он, быть может, увидит ее, когда она будет идти мимо. Она непременно пройдет здесь — эта улица ведет к ее дому.
— Как ее зовут? — спросил он у хихикающей девушки, кивнув на черноглазую.
— Спросите сами, — засмеялась та в ответ.
— Ну, так как же? — спросил он, оборачиваясь к первой.
— Вы мне еще своего имени не назвали, — ответила та.
— Да ведь вы и не спрашивали, — отозвался он, улыбаясь. — Кроме того, вы с первого маху угадали: меня и вправду зовут Билл.
— Да ну вас! — Она взглянула ему в глаза со страстным, вызывающим выражением. — Скажите как? Только правду!
Она опять посмотрела на него. В этом взгляде отразилось все красноречие бесчисленных поколений женщин, существовавших с незапамятных времен. Он как бы случайно смерил ее взглядом и понял, что, сделав первый шаг, она начнет отступать, притворяясь скромной и стыдливой по мере того как будет расти его смелость; но стоит ему оробеть, как она тотчас же переменит тактику. А ведь он был мужчиной: его тянуло к ней, и он чувствовал себя польщенным ее вниманием. Ах, как хорошо он знал женщин — знал их всех насквозь! Они за скудное жалованье гнут спину на тяжелой работе и гнушаются продавать себя ради более легкой жизни, но при этом в них живет страстная жажда урвать хотя бы крупицу счастья, которое украсило бы их однообразную, как пустыня, жизнь. Впереди у них или унылое существование, полное бесконечного труда, или же мрачная, еще худшая бездна, к которой ведет более короткий, но зато лучше оплачиваемый путь.
— Билл, — ответил он, кивая головой. — Право же, Билл.
— Кроме шуток? — спросила она.
— Вовсе он не Билл! — вмешалась в разговор вторая.
— А вы почем знаете? — спросил он. — Ведь вы меня никогда раньше и в глаза не видали.
— Да я и без того знаю, что вы врете, — был ответ.
— Нет, правда, Билл, как вас зовут? — спросила первая.
— Пусть уж будет Билл, — признался он в обмане.
Она схватила его за локоть и игриво потрясла его.
— А ведь я так и знала, что вы врете, но вы мне все равно нравитесь.
Он взял ее ищущую руку и нащупал на ладони такие знакомые шрамы и порезы.
— Давно ушли с консервной фабрики? — спросил он.
— Откуда вы знаете?
— Батюшки, да он хиромант! — хором воскликнули девушки.
Но пока он болтал с ними о разных глупостях, которыми только и могут обмениваться примитивные люди, перед его мысленным взором вставали полки в библиотеке, заполненные мудростью веков. Он горько усмехнулся несоответствию между видением и действительностью, и его охватило сомнение. Но ни эти мысли, ни болтовня не мешали ему следить за толпой, расходившейся из театра: вдруг при свете фонаря он увидел ее! Она шла между братом и незнакомым молодым человеком в пенсне. Сердце Мартина перестало биться. Как долго он ждал этой минуты! Он успел заметить, что ее царственная головка была покрыта чем-то легким и пушистым, он уловил изящные очертания ее закутанной фигурки, грациозность ее походки, прелесть ручки, подбиравшей платье. А затем она исчезла, и он остался один с фабричными работницами и смотрел на их дешевые претенциозные платья, свидетельствовавшие о жалких усилиях соблюдать чистоту и аккуратность, на безвкусные ленты и дешевые колечки на пальцах. Он почувствовал, что его дергают за руку, и услыхал чей-то голос:
— Проснитесь, Билл! Что с вами?
— Что вы сказали? — спросил он.
— Ах, ничего, — ответила брюнетка, тряхнув головой, — я только подумала…
— Ну?
— Ну, я говорила, что недурно было бы найти еще одного из ваших знакомых… для нее, — она указала на подругу, — и пойти куда-нибудь поесть мороженого или выпить кофе или еще чего-нибудь.