— Ты, конечно, со мной не пойдешь, не стоит и уговаривать? — спросил Джо с видом полной безнадежности.
Мартин отрицательно покачал головой. Он приготовился уже сесть на велосипед. Они пожали друг другу руки, и Джо, удержав на мгновение руку Мартина, сказал:
— Мы с тобой еще увидимся на этом свете, Март. Такое у меня предчувствие. Прощай, Март, будь счастлив. Я тебя люблю, eй-богу люблю!
Он беспомощно стоял посреди дороги, глядя вслед Мартину, пока тот не скрылся за поворотом.
— Славный малый, — пробормотал он, — очень славный.
Потом он побрел вдоль дороги к водоему, где под откосом лежало полдюжины бродяг, ожидая товарного поезда.
Глава XIX
Руфь со всей своей семьей уже вернулась в Окленд, и Мартин снова стал встречаться с нею. Получив ученую степень, она перестала учиться, а он, израсходовав на работе всю жизненную энергию души и тела, перестал писать. Это давало им возможность чаще видеться, и они еще больше сблизились.
Сначала Мартин только отдыхал и ничего не делал. Он много спал, много думал, вообще жил как человек, постепенно приходящий в себя после сильного потрясения. Первым признаком пробуждения был интерес к газете, который стал понемногу обнаруживаться в нем. Потом он начал снова читать, сначала стихи и беллетристику, но прошло еще несколько дней, и он с головой погрузился в давно забытого Фикса. Его изумительное здоровье помогло ему восстановить утраченную было жизненную силу, и он вновь обрел весь пыл и задор молодости.
Руфь была крайне огорчена, когда Мартин сообщил ей, что отправится в плавание, как только вполне отдохнет.
— Зачем? — спросила она.
— Деньги нужны, — отвечал он, — мне нужны деньги для новой атаки на издателей. Деньги и терпение — лучшее оружие в этой борьбе.
— Но если вам нужны только деньги, почему же вы не остались в прачечной?
— Потому что прачечная превращала меня в животное. Такая работа ведет к пьянству.
Она посмотрела на него с ужасом.
— Вы хотите сказать… — начала она.
Он мог бы легко скрыть от нее правду, но его натура не терпела лжи, да к тому же ему вспомнилось его давнее решение всегда говорить правду, к чему бы это ни вело.
— Да, — отвечал он, — несколько раз случалось. Руфь вздрогнула и отодвинулась от него.
— Ни с кем из моих знакомых этого не случается.
— Вероятно, никто из них не работал в прачечной «Горячих Ключей», — возразил он с горьким смехом. — Трудиться подобает всем и каждому, труд полезен человеку — это говорят проповедники; и, видит бог, я никогда не ленился работать. Но все хорошо в меру. А в прачечной этой меры не было. Потому-то я и решил отправиться в плавание. Это будет мой последний рейс. А вернувшись, я сумею одолеть издателей. Я уверен в этом.
Руфь молчала, грустная и недовольная, и Мартин чувствовал, что ей не понять всего, что он пережил.
— Когда-нибудь я опишу все это в книге, которая будет называться «Унижение труда», или «Психология пьянства в рабочем классе», или что-нибудь в этом роде.
Никогда еще, если не считать первого знакомства, они не были так далеки друг от друга. Его откровенная исповедь, за которой таился дух возмущения, оттолкнула Руфь. Но самое это отдаление поразило ее куда больше, чем причина, его вызвавшая. Руфь только теперь почувствовала, как близки они были до сих пор друг другу, и ей захотелось еще большей близости. В душе ее возникали невинные мечты — об исправлении Мартина. Она хотела спасти этого юношу, сбившегося с дороги, спасти от окружающей среды, спасти от него самого, хотя бы против его воли. Ей казалось, что ею руководят отвлеченные и благородные побуждения, и она не подозревала, что за всем этим таится лишь ревность и желание любви.
В ясные осенние дни они часто уезжали на велосипедах далеко за город и там, на своих любимых холмах, читали друг другу благородные, возвышенные поэтические произведения, располагавшие к возвышенным мыслям. Самопожертвование, терпение, трудолюбие — вот принципы, которые косвенным образом старалась внушить ему Руфь, оглядываясь на пример своего отца, мистера Бэтлера и Эндрью Карнеги, который из бедного мальчика-иммигранта превратился в «короля книг», снабжающего весь мир.