Читаем Мартин Хайдеггер - Карл Ясперс. Переписка, 1920-1963 полностью

Тем самым рискуешь только не поспеть за "процессом", но это едва ли не лучшая и постоянная проверка себя на то, своим ли делом ты занят — если оно тебя зацепляет, подстегивает, доказательство налицо. И все же снова и снова обнаруживаешь в себе мелкое создание, которое норовит ловко улизнуть от трудностей и строит карточные домики.

Конечно, пусть критика останется у Вас. От писем толку мало. Приеду ли я на эти каникулы в Гейдельберг, пока не ясно. Я так медленно работаю, что все каникулы, наверно, уйдут на подготовку следующей лекции. Начиная с 16-го я все время буду дома. Гуссерль тоже сказал, что я во многом несправедлив к Вам; для меня это всего лишь доказательство, что я хотя бы попытался помочь. Цель достигнута, если моя критика даст Вам какой-нибудь стимул, может быть, и такой, о котором я даже не думал. Если оценивать ее согласно критериям, которыми я руководствуюсь в работе, то она — просто смешной и убогий опус начинающего, и я отнюдь не воображаю, будто продвинулся дальше, чем Вы сами, тем более что я забрал себе в голову пойти окольными путями. Выберусь ли я оттуда, не знаю, — если только заставлю себя удержаться на ногах и вообще идти.

Касательно бесперспективности надежд на гейдельбергскую внештатную профессуру27 я уже был должным образом осведомлен благодаря косвенному замечанию Афры Гайгер в письме Карлу Левиту. У меня нет задатков для охоты за местами — но поскольку в Гейдельберге для меня открывалась уникальная возможность, я, понятно, был в ней заинтересован. Прежде всего я радовался за свою работу, которая стала бы "свободнее" и раскованнее". Атак по-прежнему живу под внутренним и внешним гнетом, но при том обладаю одним важным благом: мне не нужно втискивать свою работу в рамки бюрократических предписаний, я направляю ее согласно собственным необходимостям.

После моего отъезда из Фрайбурга там — судя по тому, что говорил в Гейдельберге д-р Маннгейм28, — кажется, пошли слухи, что я, мол, "буду непременно взят на заметку". Когда я здесь, на родине, услышал об этом, я начал было надеяться. Поскольку теперь я знаю все от Вас, вопрос для меня исчерпан. А пишу я об этом во избежание неясностей, Вы должны знать, что любая "мнимая" утечка информации (или хитрость?) идет "от других".

Я рад за Вас, что все получилось так благополучно и Вам не понадобится просить о переводе.

Вот теперь наконец Вы сможете по-настоящему "развернуться".

Сердечный привет всей Вашей семье,

Ваш Мартин Хайдеггер.

[9] Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу

Фрайбург-им-Брайсгау, 27 июня 1922 г. Дорогой г-н Ясперс!

Сердечно благодарю Вас за любезную пересылку Вашего труда29. Мой ответ задерживается, поскольку на Троицу во время каникул я прихворнул и лишь теперь вновь начинаю работать.

Сперва должен сознаться: из Стриндберга не читал ничего, Ван Гога в подлиннике не видел ни разу. Правда, с письмами знаком.

Ваша философско-научная позиция выражена в этом труде еще яснее, прежде всего начиная с той страницы, где Вы пытаетесь позитивно вписать каузально-психическое в старом смысле в мир духовно-исторический.

В основе этой задачи лежит вопрос: как "встроить" эту область, напр, шизофренического, в сущностно единую понятийно-категориальную пронизанность жизни по ее бытийному и предметному смыслу. В этом виде вопрос поставлен еще по-старому. Упомянутое предметное как раз и не следует понимать как "сферу", "область" с неопределенным бытийным характером. Необходимо отказаться от предметного и конкретного характера, которым снабдила эти феномены прежняя научная установка, и придать им понятийно-категориально тот смысл, какой они имеют, поскольку они суть нечто и как таковые являются подвижностями в "Как" основополагающего смысла фактичности (формально: бытийного смысла) жизни. Необходимо прояснить, что значит — со-образовывать бытие человека, участвовать в нем, иными словами, необходимо изначально выявить и категориально определить бытийный смысл жизни, бытия человека. Психическое не есть нечто такое, что человек "имеет", осознанно или неосознанно, а нечто такое, что он есть и что им "живет". То бишь принципиально: есть предметы, которых человек не имеет, но которыми "является", притом еще и такие, чье "Что" покоится в "что они суть"; точнее: старое онтологическое различение "Was-" и "Daßsein" недостаточно не только содержательно, но имеет начало, в смысловую область которого не входит доступный ныне бытийный опыт жизни (говоря короче: "исторического") и его бытийный смысл.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное