Мартин Лютер. Его жизнь и реформаторская деятельность

Монахи приняли его с радостью. Предпочтение, оказанное их званию и ордену одним из наиболее уважаемых членов университета, конечно, было им очень на руку. Но в то же время они считали нужным смирить его гордость ученого, показать ему, что его знания не имеют никакой ценности за стенами монастыря. Сами отличаясь невежеством, члены конвента даже боялись умственного преобладания тех из монахов, которые обнаруживали любовь к просвещению. И вот, отчасти с целью приучить его к главной монашеской добродетели – смирению, отчасти для того, чтобы не оставлять ему времени на книжные занятия, на нового послушника был наложен особенно тяжелый искус. Он должен был прислуживать старшим, быть привратником, заводить часы, подметать церковь, исполнять самые грязные работы. А когда он кончал свою работу, ему кричали: “Cum sacco civitatem!”[2]. И бывший магистр отправлялся по городу с нищенской сумой и выпрашивал подаяние. Но Лютер безропотно переносил все налагаемые на него испытания. Ведь он для того и поступил в монастырь, чтобы путем смирения подвигов добиться святости. Впрочем, это тяжелое послушание продолжалось недолго. Университет заступился за своего бывшего члена, и его избавили от унизительных обязанностей.

“Если когда-нибудь монах достигал спасения монашеством, то и я должен был достигнуть его”, – говорил впоследствии Лютер, вспоминая о своих первых годах в монастыре. И действительно, по отзывам всех, в монастыре не было более ревностного монаха. Лютер не только добросовестно исполнял все, что предписывалось строгим уставом, но ставил себе еще более аскетические требования, морил себя голодом, холодом и бдением и довел себя до того, что из цветущего юноши превратился в скелет, обтянутый кожей. Было что-то титаническое в этой борьбе, в этом яростном стремлении полным умерщвлением чувственного человека достигнуть идеала святости: он хотел, по собственному выражению, “приступом взять царство небесное”.

Через год его постригли под именем брата Августина. Теперь он достиг цели. Среди обычных поздравлений ему говорили, что теперь он чист, как дитя, только что вышедшее из купели. И Лютер старался верить этому: ведь он исполнял закон с величайшей строгостью, а сколько тысяч людей обрели душевный покой в этом сознании!

Доктор Мартинус Лютер, августинец. Старейшее из известных изображений Лютера

Но увы! Его душа по-прежнему была полна смятения. До пострижения Лютер был убежден, что в монашеском звании нет искушений, что за стенами монастыря дьявол бессилен. А между тем оказывалось, что искушения осаждают слабого человека и в святой обители, что дьявол и тут ставит человеку ловушки. Эта мысль, что монашество не избавляет человека от греховных вожделений, мучила его невыразимо. Он считал себя погибшим, когда чувствовал в себе плотское желание, гнев, ненависть, зависть. Тогда он прибегал ко всем обычным средствам самоистязания, исповедовался каждый день; но ничто не помогало – плотские вожделения возвращались снова. И он стал отчаиваться в своем спасении. Но самая ужасная мысль, превращавшая его внутренний мир в настоящий ад, была та, что он, может быть, принадлежит к числу тех осужденных, которым, по учению св. Августина о предопределении, не помогут никакие добрые дела. Эта мысль доводила его иногда до того, что он чувствовал ненависть к Богу, ибо “кто может любить Бога, который гневается, судит и осуждает?” Конечно, выдавались и отрадные минуты успокоения, но они были непродолжительны и сменялись страшными картинами гнева Божия: “И днем, и ночью меня смущал внутренний голос: кто знает, угодны ли подвиги твои Господу?”