Мартин Лютер Кинг. Жизнь, страдания и величие

В понедельник вечером Кинг едва ли знал, что ему делать. Откликнувшись на его призыв, сотни его сторонников из тридцати штатов стекались в Селму, тогда как федеральный суд вынес специальное постановление, временно запрещавшее проведение марша, намеченного на вторник. Сам президент Джонсон просил лидеров Движения подчиниться этому решению. С другой стороны, молодые горячие негры поговаривали о том, что Кинг «поджал хвост», испугавшись кровавой воскресной бани. Он не хотел повторения трагедии, но он не хотел и отменять марш. Что ему следовало выбрать? Он мучительно размышлял над этой дилеммой до 4 часов утра, вспоминая случаи, когда Ганди сталкивался с аналогичными проблемами, и пытаясь представить, что бы сделал Ганди, оказавшись на его месте. Он знал, что будут делать Джон Льюис и Джеймс Формен из ККСС. Они будут настаивать на проведении марша. Это предвещало потенциальные разногласия среди руководства, а возможно, и открытый раскол. В конце концов, Кинг решил: «Лучше умереть на этом шоссе, чем пожертвовать своей совестью. Я предпочту пройти через это». Приняв это решение, он наконец заснул. Однако через час генеральный прокурор Катценбах и шеф Федеральной службы по связям с общественностью Лерой Коллинз дозвонились до него, упрашивая отменить демонстрацию. Кинг отказался. Коллинз срочно вылетел в Селму, встретился с полковником Линго и шерифом Кларком и добился от них заверений, что, если демонстранты, начав марш, повернут назад, против них не будут использованы ни слезоточивый газ, ни конный отряд добровольцев. Затем Коллинз отправился на встречу с Кингом. Юристы КЮХР уже объяснили своему шефу, что, подчинившись приказу и повернув назад, они, пожалуй, не нарушат судебного постановления.

Зная об этом и получив гарантии Коллинза, Кинг позволил себе некоторую театральность, выступая в полдень во вторник перед 900 своими сторонниками на массовом митинге: «Мы слишком далеко зашли, чтобы поворачивать вспять, ― сказал он. ― Мы должны дать им понять, что нас ничто не может остановить, даже сама смерть. Мы должны быть готовыми к тому, что нам придется пострадать». В конце концов, несмотря на все договоренности, не существовало полных гарантий того, что полиция на них не набросится. Стоял теплый, солнечный день. Колонна из 1500 участников двинулась в путь. В первом ряду с Мартином Кингом шли Джеймс Формер, епископ-методист Джон Уэсли Лорд, Фред Шаттлсворт и ректор Чикагской богословской школы Говард Шоумер. Среди участников были также католические священники и монахи, протестантские проповедники, еврейские раввины ― всего около 450 священнослужителей. Половина из них были белыми, а из общего числа демонстрантов белых было больше половины. По отношению к участникам похода белые жители Селмы не проявляли внешних признаков враждебности, лишь один из них крикнул Кингу: «Сукин сын, ты хочешь голосовать? Тогда почему ты не ведешь себя по-человечески?»

Процессия, миновав мост, прошла еще около мили, пока ее не встретило подразделение полиции штата. Увидев впереди заслон, демонстранты опустились на колени и стали молиться, а затем повернули назад. Прежде чем люди разошлись, Мартин Кинг заявил им: «Сегодня мы провели самую массовую демонстрацию сторонников свободы из когда-либо происходивших на Юге». Отвечая затем на вопросы журналистов, он объяснил, что он сам и другие лидеры Движения дали согласие не предпринимать попытки прорыва через линию полиции: «Положа руку на сердце, мы знали, что до Монтгомери мы не дойдем». Рядовые участники похода, однако, этого не знали.

Без несчастных случаев не обошлось. Трое белых священников, поужинав в негритянском ресторане, были атакованы четырьмя куклуксклановцами: «Белые ниггеры! Где же ваши серпы и молоты?» Один священник, Джеймс Риб из Бостона, получив удар дубиной по голове, потерял сознание и был отправлен в госпиталь Бирмингема, где ему сделали операцию на мозге. Риб умер через два дня, так и не придя в сознание. У него осталось трое маленьких детей. Это был человек, преданный своему делу. Он служил капелланом в одной из филадельфийских больниц, а также был помощником пастора в унитарианской церкви Всех Святых в Вашингтоне, округ Колумбия. Среди собравшихся в Селме белых либералов было много таких людей, как он. Он был не очень известен широким кругам общественности, никогда не претендовал на места в первых рядах активистов, но при всем при том он был неравнодушным человеком и спокойно верил в то, что люди всех рас равны между собой.