Мартина

— Не могли бы вы сходить в бар и принести нам две хорошо охлажденные большие водки? Пожалуйста! Потом я плотно займусь вами, но сначала я хотела бы поговорить с подругой. Нам и надо-то всего полтора часа. Принесете?

Мужчина встал, уступив свой стул. Через минуту вернулся с двумя рюмками. Под ту рюмку, что поставил перед Агнешкой, подложил свою визитную карточку.

— Видала? — спросила она, зло скомкав визитку. — Вот он, классический пример мужчины, каких надо опасаться. Двух типов мужчин надо опасаться, сестренка. Тех, кроме японцев, разумеется, у кого всегда при себе визитные карточки, и тех, на которых бижутерии больше, чем на тебе.

Этот художник-варшавчик проходит по обеим статьям. Я гарантирую, что он будет здесь через полтора часа как штык. Ведь он вложил в нашу с тобой водку тридцать с лишним злотых. И когда я соизволю его выслушать, он скажет мне, что я его пленяю, что я загадочная и что я его творчески вдохновляю. И все время под это вранье будет гадать, поеду ли я к нему. Но я не хочу, чтобы в нынешнюю субботу ко мне прикасался кто-то чужой. Хватит с меня этих чужих прикосновений. Слишком много досталось мне их за последнее время. Ну, твое здоровье, пани магистр…

Подняла рюмку и залпом выпила до дна. В этот момент к их столику подошел Павел с ее отцом. Она встала и, взяв отца под руку, сказала:

— Пойдем, папуля, поищем маму. Ты, верно, беспокоишься о ней…

Было не похоже, что отец хоть о чем-то беспокоится, потому что был уже в приличном подпитии. Но послушно встал, и они оставили Павла с Агнешкой. Ей только того и надо было. Она хотела, чтобы он сам извинился за свое поведение.

Час спустя Павел все еще сидел на том же месте. Агнешка сняла очки и положила их в стакан с минеральной водой, распустила волосы. Кроме того, на столе прибавилось рюмок. Мужик с татуировкой нетерпеливо слонялся поблизости в ожидании, когда Павел уйдет.

Под утро, когда они возвращались домой в такси, она спросила Павла об Агнешке:

Почему ты игнорировал ее? Мне было очень обидно… Это моя единственная подруга.

Преувеличиваешь… — ответил он раздраженно. — Я ведь разговаривал с твоим отцом. Это было важнее. Я не умею раздваиваться. К тому же я проговорил с ней целый час. Она пила и рассказывала про тебя. Она, наверное, влюблена в тебя. Все плела какие-то путаные странные рассказы о том, как вы ходили босиком по какому-то лугу то ли в Бещадах, то ли в Беловеже. Уж и не вспомню… Она что, всегда и всем показывает свои огромные сиськи? Мне даже трудно было сосредоточиться на том, что она говорит… — Он засмеялся, запуская правую руку в вырез ее платья и сжимая пальцами ее сосок.

И не в Бещадах, и не в Беловеже. Они ходили босиком по росе на лугу в Зелёнке, в Борах Тухольских. Мог бы и запомнить. Она рассказывала ему это в подробностях не раз. Ей тогда было восемь лет, и это были ее первые шаги после более чем годового пребывания в клинике, где складывали, выворачивали и снова ломали ее раздробленное в автомобильной аварии бедро. На этом росистом лугу она научилась ходить во второй раз в жизни. Отец Агнешки носил ее на закорках, Агнешка семенила рядом, сильно сжимая ее босую ножку. Они встали посреди луга, и она почувствовала холод росы. Зажмурилась и сделала первый шаг. Потом второй. Тогда Агнешка подала ей руку и стала громко смеяться и кричать от радости. Она тоже. Несмотря на жуткую боль. Так они прошли весь луг.

Кроме того, замечание об Агнешкиных грудях было примитивным и грубым. Ко всему прочему это странное совпадение его последней фразы с движением его властной руки… Она не была уверена, чей сосок хотел потрогать Павел. Ее или Агнешки. Она резко отпихнула его руку и отодвинулась на противоположный край сиденья. Тогда, в том такси, впервые с тех пор, как познакомилась с Павлом, она почувствовала, что тот безусловный восторг, в который она замуровала его, дал трещину.

Какое-то время после окончания института она провела в Варшаве. Павел перешел в другую фирму и не смог взять отпуск. К учебе в аспирантуре ей предстояло приступить только в октябре. Она уже давно определила с научным руководителем, что будет писать о Фрейде. В будни она сидела в библиотеке, читала, конспектировала. Иногда ездила в Краков, где жил ее профессор. Уик-энды они, как правило, проводили вместе с Павлом в Познани. Иногда у нее складывалось впечатление, что родители больше рады его, а не ее присутствию. Особенно отец.