Одним словом, офиціальный доклад от имени Исп. Комитета представлял собой, как выразился с.-р. Гендельман, оговорившійся тут же, что он "отнюдь" не собирается "защищать правительство", "не дѣловой" анализ, а "какой-то фельетон", которым Стеклов "увеселял" собравшихся. Было немного "забавно", но и "скучно" слушать стекловскія ламентаціи и "разоблаченія происков и козней контр-революціи — спереди, сзади, с боков, с высоты" и его соратнику по выработкѣ соглашенія 2 марта, Суханову. Хотя увеселяющія мѣста доклада Стеклова и срывали аплодисменты (иногда далее бурные, как отмѣчает стенографическій отчет — аплодисменты срывали и тѣ, кто осмѣивал увеселительный тон демагога и порицал Исполнительный Комитет, который выпустил такого страннаго докладчика), они привели в смущеніе лидеров Исполнительнаго Комитета, предварительно заслушавшаго тезисы доклада "весьма наскоро". В самом дѣлѣ вмѣсто того, чтобы защищать предлагаемую резолюцію, Стеклов, с азартом опровергая ее, неожиданно заключил: "надѣюсь, примете резолюцію, которую я имѣю честь предложить вам от имени Исполнительнаго Комитета", а у слушателей по словам Гендельмана, создавалось опредѣленное впечатлѣніе: "Временное Правительство нужно арестовать и посадить туда, гдѣ сидят Протопопов и Щегловитов". В залѣ воцарилось "полное недоумѣніе". Явилась мысль выставить содокладчика. Намѣтилась кандидатура Суханова — очевидно, считался желательным оратор из числа тѣх, кто вел переговоры 2 марта, и побаивались неожиданностей, к которым был склонен "роковой человѣк", третій ночной партнер Соколов... Из этого ничего не вышло, ибо тезисы будущаго меньшевика-интернаціоналиста без комическаго элемента, одобренные "в общем" предварительно лидером большевицкой фракціи Каменевым, были забракованы идеологическим вдохновителем позиціи Исполнительнаго Комитета, каким сдѣлался вернувшійся из ссылки бывшій депутат Думы Церетелли. Его позицію Суханов охарактеризовал словами, будто бы ему сказанными Церетелли по поводу проектировавшагося содоклада: "вы, конечно, должны говорить о необходимости соглашенія с буржуазіей. Другой позиціи и другого пути для революціи быть не может. Вѣдь вся сила у нас. Правительство уйдет по мановенію нашей руки. Но тогда погибель для революціи".
Спасать положеніе и выправлять линію взялся сам Церетелли, выступавшій, однако, в серединѣ преній и послѣ выявленія позиціи "крайне лѣвых", т. е., фракціи большевиков. Офиціальным представителем послѣдних был Каменев, выражавшій центральную, до нѣкоторой степени компромиссную позицію в своей партіи. Тактически она не совпадала с "апрѣльскими тезисами" вскорѣ прибывшаго в "запломбированном вагонѣ" Ленина[514]
. "Никакой поддержки Временному Правительству", — открыто провозгласил Ленин. Прямолинейность вождя у Каменева была завуалирована. "Мы не хотим сейчас сверженія этого Временнаго Правительства" — заявлял Каменев, но, "если не берем иниціативы какой либо революціонной борьбы", то "есть другой фактор, который определяет положеніе". "Мы дышим атмосферой контр-революціи", организуемой "за спиной" правительства и начавшей свои атаки против демократіи (правительство попустительствует этим контр-революціонным попыткам). Совѣт является "зачатком революціонной власти самого народа", и резолюція Совѣщанія должна говорить не о поддержкѣ Временнаго Правительства, а в предвидѣніи неизбѣжных столкновеній призывать представителей всей демократіи сплотиться вокруг организующагося центра революціи, которому"Истерическая" (по характеристикѣ одного из ораторов) в политическом отношеніи резолюція большевиков вызвала в собраніи недоумѣніе: чего хочет теченіе, представленное в Совѣщаніи Каменевым и подмѣнившее вопрос об отношеніи к Временному Правительству вопросом об отношеніи к Совѣту? "Не поддерживать — значит свалить, а этого Каменев не хочет". (ІІровинціальный большевик из Екатеринбурга Сосновскій выразился еще опредѣленнѣе: "может ли сейчас идти вопрос о том, чтобы свергнуть настоящее правительство? Я полагаю, двух мнѣній здѣсь нѣт и не было — об этом никто не поднимает рѣчи и не поднимет"). Если бы резолюція, предложенная Каменевым, голосовалась, очевидно, она собрала бы еще меньше голосов, нежели баллотировавшаяся перед тѣм резолюція о войнѣ: за резолюцію большевиков высказалось тогда 57 членов собранія, против 325 за резолюцію Исполнительнаго Комитета при 20 воздержавшихся (с.-д. интернаціоналистов). Вмѣстѣ с большевиками голосовали и будущіе "лѣвые соц. революціонеры", которых Шляпников исчисляет цифрой 20[515]
.