Мартовскіе дни 1917 года

Надо признать довольно безплодной попытку учесть сравнительно удѣльный вѣс того и другого революціоннато центра в условіях уличных волненій первых дней революціи — и совершенно безплодна такая попытка со стороны лиц, не проникавших по своему положенію в самую гущу тогдашних настроеній массоваго столичнаго жителя и солдатской толпы. Талантливый мемуарист проф. Завадскій совершенно увѣрен, что звѣзда "примостившегося" к Гос. Думѣ Совѣта Раб. Деп. "меркла в первое время в лучах думскаго комитета" и что "временный комитет Думы обладал тогда такою полнотою власти духовной и физической, что без существенных затрудненій мог взять под стражу членов совѣтских комитетов". Такія слишком субъективныя позднѣйшія оцѣнки (Завадскій ссылается на "впечатлѣніе многих уравновѣшенных" и на его взгляд "не глупых людей") не имѣют большого историческаго значенія уже потому, что этот вопрос просто не мог тогда возникнуть в сознаніи дѣйствовавших лиц — и не только даже в силу отмѣченных идеалистических настроеній. По утвержденію Шульгина подобная мысль не могла придти в голову уже потому, что в распоряженіи Комитета не было никаких "вооруженных людей"[45]. По позднѣйшему признанію Энгельгардта, сдѣланному Куропаткину в маѣ, он был "хозяином лишь первые шесть часов". Лишь очень поверхностному и случайному наблюдателю могло казаться, что весь Петербург руках комитета Гос. Думы. Так докладывал 2-го прибывшій в Москву в исключительно оптимистическом настроеніи думскій депутат, член партій к. д., проф. Новиков (это отмѣтил № 3 Бюллетеня Ком. Общ. Организ.). "Спасти русскую государственность", как нѣсколько высокопарно выражается Керенскій, Врем. Комит. без содѣйствія Совѣта было крайне трудно. Совѣт, по своему составу естественно стоявшій в большой непосредственной близости к низам населенія, легче мог вліять на уличную толпу и вносить нѣкоторый "революціонный" порядок в хаос и стихію. Отрицать такое организующее начало Совѣта в первые дни может только тот, кто в своем предубѣжденіи не желает считаться с фактами[46]. Подобное сознаніе неизбѣжно само по себѣ заставляло избѣгать столкновенія и толкало на сотрудничество. Также очевидно было и то, что без активнаго содѣйствія со стороны Совѣта думскій комитет, связавшій свою судьбу, судьбу войны и страны с мятежом, не мог бы отразить подавленіе революціи, если бы извнѣ сорганизовалась такая контр-революціонная правительственная сила. А в ночь с 1-го на 2-е марта для Временнаго Комитета совершенно неясно было, чѣм закончится поход ген. Иванова, лишь смутныя и противорѣчивыя свѣдѣнія о котором доходили до Петербурга. Довольно показательно, что именно по иниціативѣ Милюкова в согласительную декларацію от Совѣта, выработанную в ночном совѣщаніи, было введено указаніе на то, что "не устранена еще опасность военнаго движенія" против революціи. Эта опасность служила не раз темой для рѣчей Милюкова, обращенных к приходившим в Таврическій дворец воинским частям. Так, напр., по тогдашней записи 28-го лидер думскаго комитета, обращаясь к лейб-гренадерам, говорил: "Помните, что враг не дремлет и готов стереть нас с вами с лица земли"[47]. Вѣроятно, в ночь на второе отсутствовавшій на переговорах Гучков, кандидат в военное министерство и руководитель военной комиссіи Вр, Комитета, пытался, если не организовать защиту, как утверждал в своей рѣчи 2-го Милюков, то выяснить положеніе дѣл со стороны возможной обороны. Надо было обезвредить Иванова и избѣжать гражданской войны.