Мартовские фиалки

Но было уже поздно. Моему взору предстал мертвец. Тело, лежавшее на боку в лифте, было согнуто почти пополам – колени прижаты к груди. Такое положение принимает человек, решившийся прыгнуть в Ниагарский водопад в бочке из-под пива.

Вдруг мне показалось, что голова его поворачивается. Я не сразу сообразил, что это шевелятся личинки, покрывавшие ее сплошь. От обилия крошечных червей почерневшее лицо было похоже на блестящую маску. Я почувствовал явный позыв к рвоте, но, прикрыв нос и рот носовым платком, шагнул вперед, чтобы получше рассмотреть труп.

Наклонившись, я услышал легкое шуршание, похожее на шелест ветра в мокрой листве, – звук, возникавший от движения сотен крошечных крылышек. Хотя мои знания в области патологической анатомии весьма скромны, но достаточны, чтобы вспомнить, что вскоре после смерти мухи откладывают яйца на влажных участках трупа – на глазах, во рту, а также на открытых ранах. Имея в виду несметное количество личинок, покрывавших верхнюю часть черепа и правый висок, можно было предположить, что причиной смерти стали побои.

Судя по одежде несчастного, это был мужчина, и, видимо, не из бедных – стоило взглянуть на его более чем добротную обувь. Я сунул руку в правый карман его пиджака и вывернул его наружу – на пол упали мелкие монеты и обрывки бумаги, но ничего, что помогло бы установить его личность, не было. Я ощупал снаружи нагрудный карман его пиджака, но и он, по-видимому, был пуст, а мне совсем не хотелось шарить рукой между его коленками и покрытой червями головой, чтобы в этом удостовериться. Я встал и шагнул к окну – чуть отдышаться, как вдруг меня осенило.

– Что ты там делаешь, Берни? – Теперь голос Инги звучал чуть спокойней.

– Подожди меня в коридоре, – приказал я ей. – Я скоро выйду. Но сначала постараюсь выяснить, кто он, этот наш приятель.

Было слышно, как она глубоко вздохнула, а затем чиркнула спичкой, закуривая.

Обнаружив на кухне ножницы, я снова подошел к лифту и разрезал рукав пиджака до локтя. На коже – уже зеленовато-багровых тонов, – под которой выступали затвердевшие вены, четко выделялась татуировка: по рисунку что-то вроде большого черного насекомого. Мне всегда была непонятна страсть к татуировке. Все-таки в жизни есть масса куда более интересных занятий, чем сидеть и уродовать самого себя. И если есть в этом деле положительная сторона, то заключается она в том, что татуировка позволяет быстро и точно опознать человека, и я подумал, что нам не долго осталось ждать до тех пор, пока каждый гражданин Германии будет обязан наносить татуировку на тело. А сейчас императорский орел объяснил мне совершенно ясно, что передо мной Герхард фон Грайс собственной персоной. Это было таким же бесспорным свидетельством, как если бы я обнаружил его партийный билет или паспорт.

В дверь заглянула Инга.

– Как ты думаешь, кто это может быть?

Я закатал рукав и сунул руку в топку.

– Я не думаю, а знаю наверняка, – ответил я, роясь в холодном пепле.

Мои пальцы нащупали что-то длинное и твердое. Я вытащил этот предмет из печи и внимательно осмотрел. Огонь едва затронул его. Такая древесина почти не горит. В толстой части этого предмета было выдолблено углубление, в котором я увидел кусок свинца, похожий на тот, что валялся на ковре в столовой наверху. В другой впадине, рядом с первой, было пусто, и у меня не оставалось сомнений в том, что кусок свинца, лежавший у меня в кармане, выпал именно отсюда.

– Его звали Герхард фон Грайс. Это был первоклассный шантажист, и, видимо, с ним расплатились. На этот раз навсегда. Кто-то погладил его по головке вот этим предметом.

– А что это такое?

– Часть сломанного бильярдного кия.

Я швырнул его назад в печь.

– Наверное, следует сообщить о нашей находке в полицию?

– У нас нет времени на общение с полицией. По крайней мере, сейчас; Если мы обратимся в полицию, то нам несколько дней подряд придется отвечать на их глупые вопросы.

Я подумал про себя и о том, что, если Геринг еще пару дней будет платить мне суточные, это не повредит моему здоровью, но вслух этого не сказал.

– Так... Но как быть с этим мертвецом?

Инга смотрела на меня в упор.

Я оглянулся на труп фон Грайса и только пожал плечами.

– Он подождет, – сказал я. – Ты же не хочешь испортить нам пикник. Правда, дорогая?

* * *

Мы собрали все, что осталось от бумаг, которые Инге удалось найти в топке, и на такси вернулись в контору. Я налил себе и ей по стакану коньяка. Инга с удовольствием выпила, держа стакан двумя руками, как ребенок, получивший свой любимый лимонад. Я присел на подлокотник ее кресла и, обняв за плечи – она вздрагивала, – привлек Ингу к себе. То, что нам обоим пришлось только что пережить, определенно нас сблизило.

– Извини меня, я не привыкла к трупам, – сказала она смущенно. – Особенно когда они сваливаются на тебя в кухонных лифтах. Да еще в совершенно разложившемся состоянии.

– Конечно, для тебя это был настоящий шок. Жаль, что тебе пришлось все это увидеть. Видимо, он уже перестал следить за собой.

Инга откинулась на спинку кресла.