Мартовские иды

Железная штора была опущена, но он настоял на своем и поднял ее, чтобы я смог через стеклянную дверь по другую ее сторону полюбоваться на его работу. В магазине всю ночь горели две электрические лампы; в их холодном белом свете я сперва ничего не заметил. Передо мной открылась правильная перспектива: пустые витрины прилавка - слева, ряд нетронутых стеклянных шкафчиков с серебром - справа, а прямо напротив - туманный черный зрачок смотрового "глазка", который со стороны улицы сиял, как луна на театральной декорации. Витрины опустошил не Раффлс, их содержимое было упрятано в массивный сейф, который Раффлс, раз на него взглянув, решил оставить в покое. Серебром он тоже пренебрег, только выбрал для меня портсигар. Он ограничился оконной витриной из трех отделений, закрытых изнутри на ночь съемными щитами, каждый со своим замком. Раффлс снял их на несколько часов раньше положенного, и в электрическом свете изнанка гофрированной наружной шторы напоминала ребра обглоданного остова. Все сколько-нибудь ценное исчезло с единственного участка витрины, который нельзя было увидеть сквозь смотровой "глазок"; прочее пребывало в том виде, в каком было оставлено на ночь. Цепочка взломанных дверей за железной шторой, початая бутылка вина и вскрытая коробка сигар, довольно грязное полотенце в уборной, несколько сгоревших спичек и отпечатки на пыльных перилах - других следов мы после себя не оставили.

- Долго ли я обдумывал? - повторил Раффлс, когда мы неспешно шли предрассветными улицами с таким видом, будто возвращаемся с танцев.- Нет, Кролик, мне это и в голову не приходило, пока я с месяц тому назад не увидел, что верхний этаж сдается внаем. Тогда я купил в магазине пару вещиц - чтобы разведать на месте что и как. Кстати, я ведь за них так и не заплатил. Клянусь Юпитером, завтра же непременно рассчитаюсь, и если это не идеальная справедливость, значит, ее вообще не существует на свете. Первая вылазка продемонстрировала мне возможности магазина, вторая невозможность взять его в одиночку. Так что я, можно сказать, поставил крест на своих планах - и тут появляетесь вы, из всех вечеров именно в этот, да еще в самом подходящем состоянии! Но вот мы и в Олбани.

Надеюсь, камин не успел догореть; не знаю. Кролик, как вы, а я продрог не хуже Китсовой совы.

Возвращаясь с преступления, он еще мог думать о Китсе! Он был способен мечтать об очаге, как любой смертный. Во мне словно что-то прорвалось, и понимание того, как именуется на простом английском языке наше приключение, окатило меня ледяной волною. Раффлс был взломщиком-грабителем. Я помог ему провести одно ограбление, значит, я тоже взломщик. Однако же я мог греться у его огня и смотреть, как он освобождает карманы, словно мы с ним не совершили ничего чудесного или чудовищного!

Кровь застыла у меня в жилах. Мне стало тошно. В голове у меня помутилось. Как любил я этого мерзавца! Как я им восхищался! И вот теперь эти любовь и восхищение должны обратиться в ненависть и отвращение. Я ждал перемены. Я надеялся ощутить ее в своем сердце. Но ждал и надеялся я напрасно!

Я смотрел, как он выгребает из карманов награбленное; столешница переливалась блеском сокровищ. Кольца - дюжинами, бриллианты - десятками; браслеты, кулоны, эгретки, ожерелья, жемчуга, рубины, аметисты, сапфиры; и бриллианты везде, на всем - бриллианты, испускающие разящие лучи; они ослепляли меня - слепили - заставляли отрицать очевидное, потому что забыть я уже не мог. Последним он извлек из внутреннего кармана не драгоценный камень, но мой собственный револьвер. Это ударило мне по нервам. Я, вероятно, что-то сказал - и протянул руку. Как сейчас вижу Раффлса - он снова глядит на меня своим ясным взором из-под дуги высоких бровей. Как сейчас вижу - вот он со своей спокойной циничной усмешкой извлекает патроны, прежде чем вернуть мне оружие.

- Вы можете мне не поверить. Кролик,- произнес он,- но я первый раз имел при себе заряженный револьвер. В общем и целом, думаю, это придает уверенности. Но случись что не так - легко оказаться в неприятном положении, даже пустить его в ход, а ведь это совсем не игрушка. Мне, правда, частенько приходило в голову, что человек, только что совершивший убийство, должен испытывать потрясающее ощущение - пока его не взяли в оборот. Да не переживайте вы так, дружище,-мне это ощущение незнакомо, и, полагаю, я его никогда не изведаю.

- Но такие дела, как сегодня, вы ведь и раньше обделывали? - спросил я хриплым голосом.

- Раньше? Милый мой Кролик, вы меня обижаете! Разве я работал как новичок? Разумеется, я их и раньше обделывал.

- Часто?

- Часто ли? Ну, во всяком случае, не столь часто, чтобы это утратило для меня привлекательность; честно говоря, лишь тогда, когда позарез нужны были деньги. Вы слыхали про бриллианты Тимблби? Так вот, это было мое последнее дело - и немного же я на нем выручил. Можно еще припомнить маленькое дельце на яхте Дормера в Хенли. Это тоже моя работа, какая уж ни на есть. Пока что мне ни разу не удавалось сорвать по-настоящему крупный куш; когда сорву - завяжу.