Маруся отравилась. Секс и смерть в 1920-е. Антология

— А синька наша замечательная. Такой синьки в продаже нет.

Он с грохотом задвинул ящик обратно, положил перед Валей пакет с прощальными подарками и сам остановился перед ней. Он нарочно не садился, он как бы выпирал ее из комнаты своим животом.

— На дорожку, — то и дело повторял он, нетерпеливо топчась на месте выпяченным животом к ней. — На дорожку.

Она вдруг поняла, презрительно фыркнула, вскочила, начала собираться домой.

— Что ж, — как со сна, потянулась она, остановившись возле вешалок, и перегнулась корпусом назад. — Делать нечего… Насильно мил не будешь… Пожили, и довольно… Насладились…

Она опять, как во сне, надела свое выцветшее серо-лиловое пальто, накинула на плечи облезлое желтое боа, которое Шурыгин когда-то так любил на ней, а теперь иначе не называл в душе, как «собачье боа», потом с такой же медленностью она укрепила на голове шляпу, натянула на дрожащие пальцы перчатки, взяла со стола свою бедную старенькую сумочку — пустую сумочку! — протянула руку за лежащими на уголке стола подарками — прощальными подарками! И вдруг рука ее остановилась в воздухе, опустилась, не взяла подарки, и слезы горя, обиды, оскорбленности, слезы предвидения на этот раз уже окончательной своей гибели бурным потоком хлынули из ее глаз.

— Господи! — вскричала она с леденящим ужасом в голосе, запрокинула назад голову и с таким стоном и с таким видом схватилась руками с двух сторон за лицо, точно хотела разорвать его надвое. — Какой ужас!

Чтобы она не грохнулась на пол, Шурыгин ловко подставил ей стул. Она, в пальто, в перчатках, в шляпе, повалилась на стул, упала лицом на стол.

— Выпейте холодной воды, выпейте же…

И, сунув ей в руку стакан с водой, Шурыгин быстро пошел одеваться, чтобы идти ее провожать. Иначе она могла еще засидеться.

XIII

Он вез ее домой на извозчике.

— К вам в первый раз ехала на извозчике, и от вас в последний раз уезжаю на извозчике, — сказала она в пути с печалью. — Что же это вы, обещали меня познакомить с хорошим человеком, если будете расходиться со мной, а сами не знакомите. Или это тоже были одни слова, одни обещания?

— Нет, я имею в виду для вас одного хорошего человечка, моего близкого приятеля.

— Он кто?

— Старший счетовод из «Сельскосоюза», имеет отношение к разным продовольственным складам, так что голодные сидеть не будете.

— Как его фамилия?

— Арефьев. А что, разве вы его знаете?

— Нет, я так спросила. Хотела узнать, русский он или еврей. Хотя теперь на это не очень-то приходится смотреть.

— Он русский, чисто русский. Он очень хороший малый, я его давно знаю, он мой товарищ по курсам бухгалтерии Езерского, хотя значительно моложе меня. И скажу правду: он лучше меня.

— А он сейчас свободен? — сквозь слезы протянула в нос Валя.

— Да. Почти.

— Что значит «почти»?

— Свободен.

— А он захочет? — опять несчастно протянула она в нос.

— Должен захотеть.

— Как это так — «должен захотеть»?

— Зная его вкус, думаю, что захочет.

— А если нет? — как ребенок, хмыкнула она заплаканно.

— Тогда поищем другого. Вы, сударыни, искать не умеете! Нас, жаждущих чистой любви мужчин, много, гораздо больше, чем вы предполагаете. Нами кишат все частные дома Москвы, учреждения, клубы, театры, церкви, бульвары, улицы, трамваи. Всегда и всюду нами движут только поиски женской любви, иначе мы вечно лежали бы в своей берлоге. Но вы совсем не знаете нашей мужской психологии. Мужчина прежде всего трус в любви, и ваша прямая обязанность — приходить к нему на помощь. А вы этого не делаете. Вы ходите по самым освещенным и многолюдным улицам Москвы, строите мужчине глазки и думаете, что он заинтересуется, воспылает и подойдет знакомиться. Он, может, и заинтересуется, и воспылает, но не подойдет знакомиться.

— Подходят, — сказала Валя. — Я за те четыре дня убедилась, что подходят.

— Да, подходят, но какие подходят? Самые нахальные подходят, самые отбросы подходят, последний сорт! Подходят только сих дел мастера. А мужчина скромный, порядочный, воспитанный, ищущий серьезной и глубокой любви, — такой мужчина на освещенной и многолюдной улице к вам никогда не подойдет.

— А как же сделать, чтобы они подходили?

— Надо, если видите, что приличный мужчина заметил вас, сейчас же сворачивать в безлюдный и темный переулок. Там он немедленно догонит вас, смело подойдет, и вы в минуту объяснитесь. А вы ходите-ходите по пяти часов подряд по Петровке или Кузнецкому и удивляетесь, что к вам подходят знакомиться только шикарно одетые уголовники!

— Хорошо. Буду на всякий случай знать.

— Завтра попробуйте это средство — и послезавтра вы будете иметь кучу интеллигентных и занимающих высокие посты знакомых.

XIV

Когда Шурыгин возвратился домой, в квартире хозяев его нетерпеливо поджидал старший счетовод «Сельскосоюза» Арефьев, молодой, худой, бритый, с громадными глазами и с длинными, взъерошенными композиторскими волосами.

— Друг! — вскричал Арефьев бешено, едва они вдвоем вошли в комнату, и выпучил глаза. — Выручай! Спасай! Ты когда-то просил меня об этом!

И он заколыхал над своей головой обеими руками, как утопающий, взывающий о помощи.