Однако домой не хотелось. Вот убей как не хотелось возвращаться туда, где встретит ее у порога Ксения Львовна. И саму Ксению Львовну видеть не хотелось. Надо что-то ей говорить, отвечать на ее вопросы… А может, вообще туда не ходить? А куда идти в таком случае? Идти-то некуда… Разве что брести бесцельно вдоль по улице, обходя дождевые лужи да заглядывая в озабоченные лица прохожих. И думать, думать… Хотя то, что происходило у нее внутри, и думами-то вряд ли назовешь. Настоящая внутри у нее образовалась суматоха. Даже мысль вдруг отчаянная промелькнула: поехать на вокзал, купить билет до Кокуя, бросить все это замужество к чертовой матери… А что, можно и так сделать. Позвонить Никите – уезжаю, мол. А ты иди к своей Наташе, и люби ее дальше, и будь с ней счастлив. Если тебе мама твоя, уважаемая Ксения Львовна, это счастье позволит, конечно. Нет, сходить-то он к ней, может, и сходит, а вот насчет дальнейшего счастья – это вопрос спорный. Права Наташа: никогда Ксения Львовна от себя сыночка не отпустит…
От запаха свежеиспеченного хлеба, выплеснувшегося из дверей булочной, голодным спазмом свело желудок. И еще сильнее захотелось домой – мать сейчас, наверное, калач на под бросила… Сглотнув голодную слюну, Маруся огляделась: куда забрела? Место было совершенно незнакомое. Какая-то улица с низкими старыми домами, в окнах желтый свет, звуки телевизионных сериальных голосов из открытых форточек… Надо бы перекусить. Голод, положенный на внутреннее смятение, совсем уж штука опасная. В таком состоянии люди и совершают, наверное, самые серьезные свои ошибки, о которых потом жалеют всю жизнь. О, а вон и супермаркет впереди. Хоть булку с молоком съесть, что ли, присев где-нибудь на скамеечке. Как бомжихе какой…
Вздохнув, она зашла в магазин, побрела с корзиной мимо продуктовых рядов. Но даже вид аппетитно призывных колбасных нарезок и сдобных булочек, аккуратно закатанных в тонкий целлофан, не отвлек ее от грустных мыслей. Их же так просто из головы не выкинешь. Очень уж хотелось их как-то упорядочить в голове, свести в единую логическую таблицу. Чтоб глянуть потом на нее – и все понятно стало. Ох уж эта ее привычка к правильной экономической скрупулезности – все-то ей надо по строчкам да по столбцам разложить! Смешно, ей-богу…
Вот, к примеру, взять хотя бы ее мужа Никиту да эту беременную Наташу. Что мы здесь имеем? А имеем мы те исходные данные, что Наташа любит Никиту, сама в этом давеча призналась. Ну, не призналась, оговорилась – какая разница… Факт фактом остается. А Никита, стало быть, тоже любит Наташу. Наверняка любит. Просто он гордый очень, хоть и впечатлительный, как эта Наташа выразилась. Раз ушла, то и ладно. И развод, значит. Обиделся. Но это же ничего не меняет, раз у них любовь, правда? Ее ж никуда не денешь, любовь-то. Значит, они вдвоем, рядышком должны в одной строке поместиться. Чтобы правильный итог был. Она даже мысленно представила их рядом, и даже неверный показатель меж ними в лице Ксении Львовны поместила. Вот если этот показатель как-то из ряда убрать, то итог точно будет правильный. Без обмана. А только как его уберешь, этот показатель? Он же впился в них цепкими лапками, как налог на добавленную итоговую стоимость… Говоря сухим да экономическим языком, присутствует «в том числе». И никуда от него, стало быть, не денешься. Не вычленишь за просто так Ксению Львовну из этого итога. В другую клеточку не внесешь. Можно, конечно, и вычленить, но что делать – Никита не может, а Наташа не хочет… Слишком уж сложной эта задача получается. А ей тоже этим заниматься вроде как не с руки, потому что она вообще в другой строке находится, если уж следовать этой жестокой параллели-метафоре. В той как раз строке и находится, где Колька Дворкин прописан. Жаль только, что строки такой в таблице вообще нет… Нехорошая эта строка, нормальной человеческой законопослушной жизнью не предусмотренная…
Маруся хмыкнула, оглянулась боязливо, словно кто-то мог прочитать ее дурацкие мысли-выкладки. Нет, и правда, придет же такая ерунда в голову! Жизнь – она ж не таблица сводных показателей, не так в ней все просто. А жаль, между прочим. Хотя, может, и в самом деле все просто, если вдуматься… Раз люди сами не могут свои правильные итоги свести, почему бы…
– Олежка, ну что ты делаешь! Отдай! Постой, куда ты…
Вздрогнув, Маруся удивленно повернула голову в сторону отчаянного и громкого женского восклицания, направленного в спину убегающему по проходу мальцу. Голос был до боли знакомым – хотя откуда… Откуда у нее здесь, на этой окраине города, возьмутся знакомые? Показалось, наверное…
– Сынок, ну постой! Постой, пожалуйста! Это нельзя брать, это мама тебе не может купить… – За мальчишкой бежала молодая женщина, пытаясь выхватить из его маленькой ручонки большое яйцо киндер-сюрприза в яркой упаковке. А догнав, только рукой махнула и произнесла убито: – Ну вот, помял уже… Теперь покупать придется…