Марусина заимка

       Но что всего более удивило нас, - это небольшая избушка, стоявшая посреди этого заколдованного уголка. Это была не юрта с наклонными стенами и не сибирский "амбар" с прямым срубом и плоской земляной крышей, а настоящая малорусская хатка с соломенной стрехой и тщательно обмазанными стенами. Только окна, частью из слюды, частью из осколков стекла, вставленных в узорно вырезанную берестяную рамку, отличали это жилье от какой-нибудь черниговской или полтавской "хатынки". Изумленный неожиданностью взгляд невольно искал колеса с семьей аиста на крыше и высокого "журавля" криницы. Но вместо аистов над поляной носились северные орлы с пронзительным криком молодого жеребенка, а в кринице, видимо, не было надобности: в нескольких десятках саженей за избушкой, тяжело отражая безоблачное небо, лежало небольшое озерко. На середине его, точно раскиданные кем-то черные комья, дремала стайка уток, беспечно уткнув головы под крылья...

       Утки были дикие, лес был лиственничный, сибирский, чуждый и этой хатке, с ее соломенной крышей, и этим грядкам...

       Мой товарищ, природный украинец, приподнялся на стременах, и лицо его даже слегка покраснело под слоем загара. Он смотрел кругом, но никого и ничего не было видно. Ветер тихо шевелил соломою крыши, чуть-чуть шелестела тайга, и жалобный переливчатый крик орленка или коршуна один резко нарушал тишину. Казалось, вот-вот сейчас дрогнет что-то, и вся эта иллюзия малороссийского хуторка на дальнем севере расплывется, как дымное марево...

       - Эй, а хто тут в бога вируе? - крикнул мой спутник на родном языке, на котором, впрочем, не говорил при мне еще ни разу.

       Что-то зашуршало под тыном, вплоть около нас.

       - Ой, лишенько! - сказал как будто испуганный женский голос, и худощавое молодое лицо с черными глазами вдруг поднялось над заплотом. Лицо было смугло, голова повязана по-малорусски "кичкою", глаза быстрые, живые и несколько дикие смотрели с выражением любопытства и испуга. Было ясно, что женщина, застигнутая врасплох появлением незнакомых людей, нарочно притаилась под плетнем в надежде укрыться от непрошеных гостей.

       - Здоровеньки булы, - весело сказал мой товарищ.

       Незнакомка кивнула головой, и в ее выразительных глазах любопытство ясно пересилило испуг. Она поднялась над заплотом и наклонилась, оглядывая нас быстрым сверкающим взглядом, от голов до копыт наших лошадей... По-видимому, этот осмотр не разъяснил ей ничего: ее тревога не усилилась и не рассеялась, а любопытство оставалось неудовлетворенным. Но в ее черных глазах все-таки мелькало скорее нерасположение. Видимо, смуглянка надеялась, что мы спросим, как выехать на проезжую дорогу, и отправимся своим путем далее.

       Но мы не торопились и к тому же были слишком заинтересованы.

       - Чья эта хатка? - спросил мой товарищ.

       - А вам на що? - ответила незнакомка вопросом и неохотно прибавила: - Ну, Степанова та моя.

       "Что же вам еще нужно и почему вы не уезжаете?" - как будто говорил ее неприветливый взгляд.

       Но имя Степана заинтересовало нас еще больше. Мы уже не раз слышали об этом поселенце, слышали также, что у него отличное хозяйство и красивая хозяйка. Об этом рассказывал, между прочим, в один из своих приездов в слободу заседатель Федосеев, человек добродушный, веселый и порядочно распущенный. Он считался, между прочим, большим донжуаном. Однако на игривую шутку почтового смотрителя на этот раз он слегка покраснел, как-то озабоченно поднял брови и покачал головой.

       - Ну, нет, батюшка, ошиблись, - сказал он серьезно. - У них там, на озере, настоящая... настоящая... как это, господа, говорится по-книжному?..

       - Идиллия? - подсказал кто-то из нас.

       - Ну, вот-вот! Да и Степашка этот из себя молодец. Сюда попал за бродяжество, а видно, что ухорез. В случае чего - головы, подлец, не пожалеет... И притом считает себя как бы в законе...

       - Медведь их, что ли, в тайге обвенчал, - не унимался смотритель.

       - Черт их знает... По бродяжеству, говорит, венчаны... Обряд будто бы тоже какой-то...

       - Уж будто вы так и отступились? - сказал смотритель насмешливо. Федосеев наморщил брови, покраснел и с досадой пожал плечами.

       В пустынных местах удельный вес человека, в особенности человека хоть чем-нибудь выделяющегося - вообще больше, и имя Степана "с озера" или с "Дальней заимки" произносилось в слободе с оттенком значительности и уважения. "Мы с Степаном довольно знакомы", - хвастливо говорили поселенцы, а якуты весело кивали головами: "Истебан биллем" (Степана знаем)... Совершенно понятно, что теперь, когда мы случайно попали к этому человеку, нам не хотелось уезжать от его заимки, не познакомившись с хозяином.

       - А где же сам Степан? - спросил я, оглядываясь и подыскивая предлог остаться.

       - Нема Степана. У слободу поехал, - ответила молодая женщина как-то торопливо. - Не скоро и воротится...

       И ее черные глаза впились в мой верблюжий кафтан, с разводами на полах, какие носят приискатели. Казалось, человек в таком кафтане в особенности не мог рассчитывать на ее снисходительность.