Дворянство оставалось непокорным. Разве оно отказывалось повиноваться правительству, заслужившему это наименование, даже нисколько деспотическому? Я этому не верю; один анекдот, рассказанный превосходным летописцем того времени, Пассеком, по-видимому, доказываете совершенно обратное... Как бы поляки ни восхищались духом римской республики (эти несчастные искали вдохновения в истории Рима, поражая образцам парламентского красноречия!), они находились в слишком близком соседстве к Востоку, чтобы избежать его влияния во взглядах, нравах и народных инстинктах. Хвалиться этим было трудно, хотя и возможно, как это скоро доказало царствование Августа Сильного.
Удалившись в деревню после 20 лет службы в рядах Чарнецкого и отдаваясь сельским занятиям, Пассек находил удовольствие в устройстве зверинца, где, между прочим, находилась выдра необыкновенно ручная и отлично дрессированная. Постом она ловила рыбу, ныряла по команде и приносила хозяину припасы, необходимые для строго ортодоксального обеда. Эта выдра заслужила некоторую известность, и дошло до того, что король Иоанн пожелал видеть это чудо и приобрести его для себя. Пассек, хотя и неохотно, согласился расстаться со своей ученицей, отказываясь при этом от всякого вознаграждения, в качестве дворянина! Через два дня по её прибытии в варшавский замок, выдра, скучая о потерянной свободе, убежала и бродила по улицам. Какой-то драгун, проходя мимо, убил её бердышем и продал шкуру какому-то жиду. Виновных арестовали и солдата приговорили к смертной казни. Его хотели расстрелять. Но по просьбе духовника король согласился заменить казнь телесным наказанием, прогнав его сквозь строй; полк состоял из 1 500 человек; следовательно, ему приходилось получить 22 500 ударов. Такова была военная дисциплина не только того времени, но и других времен нам более близких. Прочтите "Кандида". После 3000 ударов несчастный упал; его продолжали бить против правил; он умер. Так как в деле был замешан государь, предписания в расчет не принимались; Пассек не обратил на дело внимания в виду того, что пострадавший был простой крестьянин.
Несколько видоизменив понятия Пассека о ценности человеческой жизни, Собесский, вероятно, сумел бы выйти из затруднения и, быть может, его ожидала удача. Один из его предшественников, а именно, Баторий, уже имел успех, приказав отрубить голову дворянину знатного происхождения. Но -- увы! -- преждевременная смерть унесла его, не дозволив ему довести до конца свою задачу.
Собесский об этом не подумал. Ему не пришла мысль искать поближе, в элементах окружающей природы и исторических традициях точку опоры, которой ему не доставало. Он забыл об основателе польского величия, о Казимире "Великом", который в то же время был "крестьянским королем". Злой рок выпадающий на долю всякой демократии, заставляющий её все уравнивать и отвергать всякое превосходство, заставил его искать поддержки в займах, сделанных извне. Союзник Франции, получающий субсидии, следовательно, её вассал до 1683 г., он позднее стал данником Австрии. Все его соображения внутренней политики связывались с этим якорем спасения.
Этот якорь тащился отчаянно. В 1684 г. Собесский не получил ни одного гроша от своей новой союзницы, чтобы взять Каменец. В 1685 г.. успокоенная со стороны Франции, благодаря перемирию в Регенсбурге, Вена берет назад свое согласие, данное заранее, на брак Жака с эрцгерцогиней Марией-Антуанеттой, обрученной с курфюрстом Бранденбургским. В 1688 г. "Фанфаник" (Жак) должен просить руки вдовы маркграфа Бранденбургского, урожденной княжны Радзивилл. Она ему могла доставить, за неимением лучшего, выдающееся положение в Литве, знатное родство и связи, а вместе с тем несметные богатства. С этим мог бы еще помириться сомнительный наследник хрупкой короны, но у него похитили и это! Кто? Та же Австрия. Обрученная официально с Собесским, принцесса тайно вела интригу с Карлом Нейбургским, братом императрицы. Измена закончилась тайной свадьбой в доме графа Штернберга, императорского посланника в Берлине.
После целого ряда неудач, оскорблений и обманов настроение короля и Марысеньки заметно изменилось. Освободителя Вены обвиняли в чрезмерной разборчивости относительно договора 1683 г. Это неверно. Он слишком хорошо владел итальянским языком, чтобы не читать Макиавелли. Он говорил также по-латыни и в 1676 г., обсуждая с шведским посланником общее предприятие, задуманное против Пруссии, произнес следующий афоризм:
"