Марысенька (Мария де Лагранж д'Аркиен)

 Показания знаменитого хроникера, иногда сомнительные, на этот раз подтверждаются словами малоизвестного свидетеля, заслуживающая доверия. В национальных архивах сохранилась корреспонденция одного управителя королевского замка в Блуа с его высшим начальством. Молодой ученый де ла Бастьер недавно напечатал эту переписку. Управитель, по имели Шюпен, должен был выслушивать и передавать жалобы знаменитой квартирантки о плохом состоянии здания, где ей приходилось жить: в стенах были трещины, трубы дымили, двери не запирались. Жалобы оставались без ответа. В крайнем случае, на них отвечали выговором: "Прислуга королевы разоряет замок". Шюпен напрасно указывал на то, что неудобство помещения могут повредить здоровью её высочества; речь шла о её жизни! Суровая зима 1716 г. оправдала предсказания. 30-го января он писал:

 "С некоторого времени королева страдала бессонницей. Это ей не мешало, однако, вставать и кушать за столом, где я имел честь её видеть ещё вчера. Её врач ей предписал лекарство. Оно не подействовало; Её Высочество скончались [На 75 году жизни] в 8 часов вечера, не успев принять св. причастие и миропомазание. Сегодня она выставлена на смертном ложе, с открытым лицом".

 Перед смертью Марысенька имела одну радость: посещение её зятя, курфюрста Баварского. Радость мимолетная; он пробыл всего один день. Жизнь ей доставила еще несколько страданий.

 Уступаю слово С. Симону:

 "Она прожила и умерла, как частное лицо; с ней обращались не иначе, так же как и с её внучкой, которая возвратилась в Силезию к своему отцу, Иакову Собесскому".

 Но здесь я могу уличить С. Симона в неточности: от 8-го марта 1716 г. остался рапорт Шюпена-управителя:

 "Тело королевы польской все еще выставлено под балдахином, в усыпальнице. Еще не говорят о погребении, хотя во вторник наступает 40-й день по её кончине".

 Похороны происходили 4-го апреля. О "частном лице" позаботились бы раньше! Вот что происходило в это время. При первом известии о смерти королевы, герцог Орлеанский -- регент, приказал её хоронить на счет короля, "со всеми почестями, приличествующими её сану". В этом смысле регент велел писать епископу Блуа, послав туда церемониймейстера, Дегранжа, чтобы помочь прелату в его распоряжениях.

 Это не совпадает с лукавым замечанием знаменитого летописца.

 Епископу и его помощнику пришлось много хлопотать. В Блуа не было необходимых принадлежностей для торжественных похорон. Пришлось обратиться за приказанием к старшему сыну принцу Иакову. Желает ли он оставить тело матери во Франции? Не желает ли он препроводить его в Силезию, или в Польшу? Вмешательство принцессы Марии, внучки покойной, привело организаторов в еще большее замешательство.

 Боялись издержек; последовал ответ из Парижа: "В подобном случае следует действовать по приказу короля и все исполнить в точности"...

 Наконец, содержание надгробной речи смущало оратора, мало знакомого с жизнью покойной.

 На все это пошло много времени; возникла по этому поводу весьма обширная переписка, которая сохранилась в архиве иностранных дел (Польша, 1716).

 Из нее видно, что С. Симон оклеветал французскую вежливость и великодушие.

 Наконец, пришли к соглашению. Для упрощения церемонии решили совершить похороны при церкви Спасителя, по соседству с замком. Епископ заметил при этом, что "церковь была ранее почтена погребением двух королев, а именно Анны Бургондской и Марии Медичи.

 Марысенька ничего бы не имела против такого соседства.

 По свидетельству местного хроникера, по этому случаю "не было созвано совета", но дело было решено по требованию принцессы польской.

 Бедная королева д'Аркиен! Люди близкие её мучили и унижали даже после смерти!

 Но её приемное отечество было тут не при чем. Принцесса польская при своем отъезде получила "вознаграждение" совсем иное, нежели думал С. Симон. По её просьбе 24 ящика с её имуществом были отправлены бесплатно в Силезию, куда она уехала к отцу. Что касается останков бывшей "королевы, Астреи и Розы", мы сейчас увидим их дальнейшую судьбу.

 Её завещание, составленное 20-го апреля 1713 г. и 23-го февраля 1714 г., напечатано в 1869 г. Хотя оно банально и малоназидательно, но доказывает ясный ум, не ослабленный годами, материальные интересы, более живое сознание нравственных обязанностей, чем можно было ожидать, и удивительное чувство христианского смирения.

 "Прошу светлейших принцев, моих детей, уплатить все мои долги, чтобы избавить мою душу от страданий. Я думаю, что это возможно, не трогая основного капитала, из доходов полученных во Франции. Прошу тотчас по моей кончине, заказать 10 000 обеден в монастыре капуцинов, и кроме того, еще 100 заупокойных молитвословий, чтобы испросить у Господа Бога отпущение моих прегрешений, в которых я приношу искреннее покаяние, надеясь получить прощение, благодаря смерти и страданиям Господа нашего Иисуса Христа и заступничеству Пресвятой Богоматери"...