Марысенька (Мария де Лагранж д'Аркиен)

 Все было приготовлено для приведения плана в исполнение; гарнизон города вооружен, гайдуки обер-генерала помещены в надежном месте, но главная жертва не явилась.

 Очевидно, предупрежденные о том, что готовится, союзники неожиданно обнаружили склонность к примирению. Пришлось их выслушивать, Любомирский же воспользовался этим промедлением для того чтобы скрыться. Рассказ об этом инциденте принадлежит Кайе (23 февр. 1663 г.), а между тем автор Heur et Malheur, найдя его в моем сборнике не постеснялся присвоить его себе.

 Мария де-Гонзага осталась без помощи и в первый раз в жизни начинала терять мужество. Весь этот год был несчастным для неё с начала до конца.

 Беды сыпались одна за другой. В начале зимы она привлекла на свою сторону при помощи 18,000 ливров и обещания ста тысяч экю одного литовского гетмана Гонсевского, человека энергичного и очень влиятельного. Внезапно он был убит возмутившимся войском, что касается до Сен-Жермена, то уныние короля и наиболее смелых его советников опередило её собственное. В октябре предшествующего года получив из Швеции договор для ратификации, Франция воспользовалась промедлением, в котором и сама была немного виновата, как предлогом к разрыву. Вслед затем Кайе был отослан, и на этом, казалось, "крупному делу" был положен конец. Пьеса была сыграна.

IV.

Это лишь антракт. -- Принимаются "ковать железо". -- Замена кандидатуры герцога Ангиенского кандидатурой самого Кондэ. -- Брак герцога Ангиенского с племянницей польской королевы. -- Наследница. -- Переписка между Варшавой и Шантильи. -- Любопытный образчик "криптографии".

 Но это казалось только антрактом. Наступила октябрь 1663 года. Проектировавшийся брак принцессы Анны с герцогом Ангиенским стал все-таки свершившимся фактом, и единодушный вотум сената дал новой герцогине титул "единственной дочери их высочеств короля и королевы Польши".

 Таким образом подобие династической связи было создано, и в то же время между замками Варшавскими и Шантильи установились правильные сношения. В один прекрасный день в Шантильи неожиданно появился епископ Грацианопольский, воспитатель детей литовского гетмана Сапеги, с предложением "от имени большого числа литовских и польских магнатов" заменить кандидатуру герцога Ангиенского кандидатурой самого принца Кондэ.

 В начале идея эта не показалась привлекательной; де-Лени, будучи спрошенным, нашел её безумной, главное же заинтересованное лицо поспешило отказаться. Но затем мало-помалу мысль эта проложила себе дорогу. Mapия де Гонзага отнеслась к этой мысли благосклонно; последние известия из Польши показались благоприятными. Воинственному народу не могла не льстить мысль, что во главе его однажды станет победитель при Рокруа и Норлинге. В настоящее время господин Корзон не слишком высоко ставит эти победы и их героев. Кондэ, по его мнению, был посредственным полководцем, куда ниже такого-то и такого-то из современных начальников польских войск. Но военная критика того времени даже в Польше не дошла еще до таких выводов. Герцог Ангиенский, которого господин Корзон изображает ничтожеством, также считался тогда человеком, унаследовавшим если не способности, то во всяком случае смелость своего отца. Любомирский сделал вид, что преклоняется перед соперником Тюренна: лишь бы ему быть Варвихом, пусть Кондэ будет королем. Друг друга разжигали, увлекали и решили "опять приняться деятельно за работу".

 Переписка Марии де Гонзага с обитателями Шантильи сделалась в это время более оживленной, почти лихорадочной, и вместе с тем получила особый отпечаток, форму и склад, превращающее ее, можно сказать, в единственный в своем роде памятник современной эпистолографии. Это весьма употребительная в ту эпоху смесь шифров и криптограмм, но перемешанных с эпиграмматическими намеками своеобразно пикантного характера. Герцог Ангиенский фигурирует там под видом "ревнивца", преследующего свою "возлюбленную", т. е. наследование польского престола; между тем, как "мыши", т. с. польские магнаты, заняты исключительно упражнением своих способностей грызунов на французских экю; так что, для того, чтобы их образумить, оказывается необходимым прибегнуть к "свирепости", т. е. к способу, заимствованному в неприятельском стане у военной конфедерации.

 Впрочем, об этом лучше судить на основании нескольких извлечений, в которых также нашли свое отражение все новые перипетии бесконечной драмы, возобновленной теперь на увеличенной сцене; ибо для того, чтобы дать другой оборот военному мятежу, придумали поход против Московии. Надеялись, что победа вновь поднимет престиж двора, а. это в свою очередь позволит довести до благополучного конца начатое предприятие. Вот что пишет Мария де Гонзага:

 Варшава, 14 февраля 1664 года.