Марысенька (Мария де Лагранж д'Аркиен)

 Одна Марысенька была исключением и как бы душой заговора. Но д'Аркиен со своими поручениями явился не во время. Во Франции приготовлялись к новой войне с Голландией, стараясь возобновить для этого коммерческие сношения с императором Леопольдом, который со своей стороны желал поддержать короля Михаила, породнившись с ним посредством брака. С другой стороны, Людовик ХIV находил, что им было произведено достаточно издержек для Польши, в виде "героических решений" и денежных даров. Он все еще продолжал за это досадовать на поляков, а, главным образом, на госпожу Собесскую. Он писал де Бонзи 17 июля 1669 г.: "Признаюсь вам, что поступки жены главного маршала (родившейся моей подданной) так мне надоедавшей с своими требованиями, воображая, что я нуждаюсь в услугах её мужа, -- и все её нескромные, неблагоразумные, дерзкие слова остались в моей памяти и моем сердце. Я не могу забыть прекрасных слов, сказанных этой женщиной аббату Куртуа: "Без аббатства -- нет пощады, без Эпуасса -- нет пощады! Без того или другого... нет пощады!"

 Он оканчивал: "Поэтому мое последнее и непременное решение, оставить их в том унижении, в котором они находятся!.

 Бывший посланник попытался робко оправдать "ангела", но, в сущности, не мог не согласиться с мнением короля.

 Умы были слишком восстановлены в Польше против Франции. Один из друзей нового короля дал Михаилу совет жениться во Франции; король сказал: "Да хранит меня Бог!.. Меня за это побьют камнями!"

 Граф де Лионн, племянник министра, посланный в Краков в декабре 1669 г., чтобы приветствовать короля Михаила с вступлением на престол, был уполномочен узнать положение страны. Его пребывание там не должно было превышать и восьми дней, и он получил специальный наказ не видаться с Собесскими более двух раз: при приезде и при отъезде. Д'Аркиен не был нигде принят в Париже. Он признался в своей неудаче, получил новые рекомендации с предостережением о заговоре и о том, что нельзя медлить, старался изо всех сил, переговаривался с маркизом де Бетен и, наконец, обратился в отель Лонгвилль.

 Встреча превзошла его ожидания и его польских поручителей... Он увидал принца, фаворита парижских салонов, любимца придворных красавиц, сильно скучавшего и ожидавшего случая оставить удовольствия, унизительные для его честолюбия. Случай представился вполне удовлетворительный. Не давая себе времени на долгое обсуждение, он объявил свое согласие попытать счастья. Он согласился присоединиться к заговорщикам, чтобы с их помощью объявить себя польским королем. В случае отказа в влиятельных сферах, он думал обойтись без них, испытав заранее все средства для приобретения желаемого содействия. Это ему удалось, и он в скором времени завладел всеми, участие которых казалось наиболее сомнительным. Сама герцогиня де Лонгвилль, знаменитая участница Фронды, несмотря на глубокое уединение и благочестие, вспомнив прошлое, подписала вексель на 160 000 фр. у братьев Фромон, в Данциге, на первые издержки. В то же время три агента, Акакия, Дюбуа и аббат Помье, подняли неимоверный шум, распространяя на всем прибрежье Балийского моря и во всей Европе известие, что король Михаил будет свергнут с престола французским принцем, носившим титул графа Сен Поль, до тех пор, пока пострижение его старшего брата не доставило ему титула герцога Лонгвильского.

 Никто не сомневался, что эта попытка получила тайное одобрение французского короля. Аббат Помье гордился титулом уполномоченного, желая доказать полякам истину поговорки парижских адвокатов: "Избави нас Боже от нормандского священника, у которого только одно дело".